Предисловие 

Материалы для статьи были собраны в сентябре 1989 года в Чороде, куда я отправился, чтобы увидеть аул, в котором умер Людвиг Млокосевич, попробовать найти место его смерти и, как большое счастье,  встретиться с людьми, помнившими его.  

Моими спутниками были три человека. Приехавший к себе на родину, в Цители-Цкаро, москвич Пётр Леснов, журналист, писатель и ученый. Мы в тот год познакомились на встрече в Доме Журналистов Грузии, и он с удовольствием принял моё приглашение отправиться в поход в Дагестан. Вторым был Гоги Додашвили,  лесничий Лагодехского заповедника, мой друг по школьному детству, третьим - Аркадий Гойден, сын моего лагодехского товарища  Владимира Гойдена, согласившийся быть нашим проводником.

В Чороде нас принимал Омар Сулейманов, внук друга Людвига Млокосевича, и его жена Патимат.  Омар десятилетиями хотел узнать фамилию Млокосевича, чтобы исполнить завет дедушки  – поставить его кунаку памятник в Чороде, на месте смерти. О том, что кунаком был Млокосевич, он узнал из моей статьи «Попечитель лагодехского леса», опубликованной в журнале «Вокруг света». Так началась наша с ним дружба…

Статью о  Патимат я хотел публиковать в продолжение цикла статей «Моя Чорода», но поломка  ноутбука и утеря базы данных помешали моим планам.

К счастью, статью удалось восстановить, но, к  сожалению, у меня нет ни одной фотографии Патимат. Поставил то, что было, вырезав изображение из общей фотографии. Прошу помощи у чородинцев и родственников Патимат. Фото отправляйте по адресу:  info@lagodekhi.net.  Поставить мне фото на сайт – дело пяти минут.

                                                                                               Пётр Згонников, автор статьи

                              ------------------------------------------------------------------------ 

                                                          ПАТИМАТ, ЖЕНА ОМАРА

Патимат Сулейманова

Патимат живет в селе Чорода Тляратинского района Дагестана. Аул пристроился на откосе крутой горы Соозомеер, почти две тысячи метров над уровнем моря.  Полгода зимней стужи, близкое соседство вечных снегов, транспортная оторванность от мира определяют жизнь местных жителей. Здесь, как на далёком Севере, не растут фруктовые деревья, помидоры и арбузы. Здесь сложнее, чем на Севере: нет никакой техники, ни тракторов, ни автомобилей, ни мотоциклов, по горным кручам можно передвигаться на лишь на своих двоих, на лошадях и на осликах.  

Мы так и сделали. Часов восемь добирались до Чороды пешком, а когда ногам становилось невмоготу, пересаживались на лошадей. Шли со стороны Белокан, райцентра Азербайджанской ССР. В Чороде были около 10 ночи.  Встретил нас Омар Сулейманов и его жена Патимат. Всё наскоро, свалились, едва поздоровались. 

Основательное знакомство состоялось утром. Странный был подъём. В Лагодехи будят петухи, в Чороде я проснулся от рёва хозяйского осла. Ему отозвались десятки коллег, и ослиная симфония была так потрясающе хороша, что сонливость мгновенно сняло.   Петухи молчали, будто вымерли все. Петухов и кур в Чороде нет, узнали мы позже, нет потому, что нет зерна,а зерна нет потому, что нет земли. 

Спустились на первый этаж. Возле гудящей песни-буржуйки хлопотала хозяйка дома, Патимат, женщина немногим за 50, с открытым взглядом   и быстрыми руками, замешивавшими тесто.

Пора было выкладывать наши «городские подарки». Чем порадовать хозяев, спрашивали мы в Лагодехи, чем-то магазинным, советовали нам, в Чороде нет магазинов. Набрались конфет, печенья, сгущёнки и прочего, гвоздем программы было сливочное масло, - в красивой упаковке, коровки на лугу, жирность на высоте, знак качества... Пока мы выкладывали его, Патимат поставила на стол тарелку домашнего масла. Руки вспотели от стыда. Захотелось как-нибудь незаметно убрать со стола своё. Масло Патимат пахло цветами.  Я вспомнил альпийские луга, на них с весны до осени голубятся и белятся, розовятся и желтятся

Патимат Сулейманова, первая слева

всякие лютики. Чорода на альпийских лугах. Вокруг трава и цветы, ни кустика, ни деревца.  «Как Вы это делаете?», - услышал я свой сдавленный голос.  Патимат повела нас в соседнюю комнату. На цепях, подвешенный к потолку, бочонок, выдолблен из цельного дерева. Прямо тебе детская люлька. Не помню деталей устройства.  Через отверстие в верхней части вливается молоко, бочонок раскачивают, отталкивая от себя. Как качели. Около часа трудов, и молоко превращается в масло. Когда Патимат успевает? Она поваром в интернате, двое детей на руках, а всего их восемь, разъехались кто куда, корова, две тёлки, лошадь и ослик, дом, кухня, огород, косьба… «Когда, Патимат?  - «Упамат!» - зовёт хозяйка, и в комнату рыжим огнём врывается девчушка лет десяти, лицо в веснушках, в глазах бесы детства и мудрость взрослости, перед мамой, как перед богом, кивнув головой, принимается раскачивать бочонок. «Масло - работа Упамат».  Представил: на улице солнце, простор, подружки и ослик, а Упамат сбивает масло. Посмотрел на неё, в её серьёзные глаза и понял, Упа не будет отказываться от работы, не будет плакать, не будет капризничать – будет гордиться, что делает взрослую работу, что если не она, семья останется без масла.  «Что ещё, мам?» - «Иди, погуляй». В горах дети рано становятся взрослыми. Без их помощи семьям пришлось бы туго. Упамат подметает полы, моет посуду, кормит ослика,  доит корову, помогает в огороде. Может всё. Мама жалеет, не загружает без надобности, дитя ведь. 

С мамой и Упамат прояснил, в семье ещё одна женщина, 20-летняя дочь, Патимат,  Пати.  Пришла с улицы, принесла с косогора траву, тюком на спине. Поздоровалась, взялась накрывать стол. Не прошло и десяти минут, как во двор вошёл сосед, примчался с пастбища, новости нехорошие, пропала лошадь Омара. Омар отставил чай, встал взволнованно, сказал что-то Пати, она сняла передник и побежала.

Упамат, младшая дочь Патимат и Омара Сулеймановых

Без лошади семья не выживет. Пати отвечает за лошадь, она будет искать её, пока не найдёт. Живой или мёртвой. В семье у каждого своё дело. Своя зона ответственности. Как на войне. У Упамат масло, полы и ослик. За Патимат дом, сено и корова. Без коровы семья тоже не выживет. Пропадет зимой. Зимой Чороду накроет метровыми снегами и на месяцы отрежет от мира.  Пленникам надо будет молоко, творог, сметана, масло, без них, на одном хлебе и сахаре, в горах не проживёшь.  

Хлеб-сахар-соль закреплены за Омаром. Исключительно мужская работа. Таскать мешки, громоздить на лошадь, везти по тропам, рискуя свалиться в пропасть. Две тропы жизни, одна на Белоканы, по ней пришли мы, вторая - на районную Тлярату. Две тропы смерти. Не все мужчины доходят до дома, горы красивы, горы коварны.  Всё лето Омар занят заготовкой продуктов на зиму. Несколько раз в месяц оставляет Патимат. Она ждёт, каждый раз обмирая от мысли, что видит в последний раз. 

Чай индийский, со слоником, лучше нет чая, Чорода пьёт только его. Дефицит, но в Белоканах есть всегда. Под прилавком.  Плати по цене пяти упаковок и забирай одну. Пока мы пьём чай, Патимат ловко вбрасывает в раскалённое чрево духовки раскатанное на лепешки тесто. Достаёт обратно, это  чэд, объясняет, аварский хлеб.  А если с сыром - сулчэд. Как наши  грузинские  хачапури, изумляемся. На столе горный мёд, варенья, сыр, масло, горячие лепёшки. Для лёгкого завтра достаточно. Патимат извиняется, берёт серп, идет на косогор. За лето ей надо заготовить три-четыре тонны сена. На косогоре у каждой семьи свой участок. Лето короткое, тонны тяжелые, надо успеть. Заготовить одной, без помощи мужа?! Три-четыре тонны?! «Как так, Омар? Женщина ведь?..» - «У всех здесь так. Первое дело мужчины – запастись на зиму продуктами и дровами. Нас четверо, на зиму нужно тонна муки и три мешка сахара, скот ещё кормить - надо полторы-две тонны комбикорма и три-четыре мешка соли. Всё на лошади, дорог нет, одна поездка в два конца восемьдесят километров, а сколько на одной лошади я привезу?  Так всё лето и вожу.  Дров надо десять кубометров. Без них зимой замерзнёшь, Сибирь у нас…».

Патимат, старшая дочь Патимат и Омара Сулеймановых

В Чороде леса нет.  Деревья рубят на соседних горах.  Прежде дерево надо найти, это самое сложное, дрова нужны всем, поблизости нет, надо ехать за километры. Срубленое дерево спускают по склону в ущелье, там распиливают на поленья, поленья грузят на лошадей и поднимают по тропе в аул. Уходят недели, уходят месяцы. Патимат не ропщет. Что ты, что ты, успокаивает меня, у нас у каждого здесь своя работа, сено-корова - моя. 

В горах, говорит Патимат, один летний день всю зиму кормит. Патимат знает об этом с детства, слышала много раз от взрослых,  в кровь это впиталось. С юных лет знала, что взрослая жизнь не будет лёгкой, но будет справедливо - в горах все сложилось, как сложилось, из соображений более высоких, чем чьи-то желания. Жила в Бетельде, девушкой на выданье была, ждала жениха. Помнит, как в их дом пришёл посредник из Чороды, назвал имя Омара, и отец согласился. Выйдешь замуж за Омара, из Чороды, сказал дочери. ЮРадовалась, знала, хотя знала, что  будет много трудов, зато будет много детей и много счастья.  

Однажды Патимат влюбилась. Лет через десять после женитьбы. Были с Омаром  в городе,  в одном магазине она увидела трёхстворчатый шкаф и поняла, что это – он, её мечта. И Омар в него влюбился. Заболели, не спали ночами. Ломали голову: как? Как доставить шкаф из города, сотни километров, бездорожье… И Омар придумал. Разбил на вершине горы площадку под вертолёт, договорился с лётчиками. Шкаф привязали тросами к вертолёту, подняли и понесла по воздуху гигантская птица над головами изумлённых пейзан и перепуганных овечек чудо мебельное.  Омар принял его на земле, разобрал, загрузил на лошадь, дома собрал.

Патимат гордится Омаром. Он у меня и чабан, и столяр, и плотник, и лучший в округе жестянщик, говорит, улыбается, лучики морщинок вокруг блестящих глаз.  Любит она своего Омара, подумал я.

Дом Омара и Патимат Сулеймановых в Чороде

Патимат пример молодым подаёт, как женщина к мужу должна относиться. Она никогда не вмешивается в дела Омара, не противоречит, не повышает на него голоса, не перебивает в разговоре. Видел сам, в этом деле достаточно и нескольких наблюдений, чтобы понять, кто в семье за мужа. «Когда мы одни, она и спорит со мной, -  уточнил Омар, - и на своём настоять может.  А вот на людях - никогда».  Шамиль, объяснила Патимат, этому наши женщины учатся у жены Шамиля.  

Шамиль смотрит на меня, прищурив глаза, будто пытается понять, что это за фрукт примостился рядом.  Портрет Шамиля стоит в доме  Омара и Патимат, на столе.  Комната лучшая, самая большая, для гостей,  в ней я спал, и  кровать моя стояла в нескольких метрах от Шамиля. Шамиля в Дагестане все очень любили, рассказывает Патимат. Люди считали, что за его подвиги. Нет, сказал он, причиной вашей любви ко мне моя жена. Она любит и уважает меня, видят это мои дети и тоже любят и уважают, от жены и детей любовь передается к соседям, и так  - дальше, из аула в аул,  по всем уголкам нашей горной страны.  

Есть у Патимат огород. Сразу за домом. Патимат мечтала о нём с первого года замужества. Лет тридцать пять назад они с Омаром расчистили склон горы - чем не огород? Как у всех. Растут на нём  морковь, чеснок и картофель - и только. В год, когда были мы,  Патимат сумела вырастить  капусту, привела меня на огород и сразу направилась к ней, показать, светилась вся, редкий успех, догадался я. Деревья в Чороде не растут, овощи, завязавшись, не вызревают. Хорошо одному картофелю, растёт обильно, особой вкусности, чистый и крупный телом.  О чём мы думали, когда шли в Чороду с набитыми картошкой рюкзаками? Не думали… Роботы, рабы мёртвых алгоритмов. Привыкли, собираясь в дикие  лагодехские горы, всегда брать с собой картофель, но здесь-то другое, не в поход, - к людям, живущим в горах, шли. Яблоками надо было набивать, яблоками и грушами, сливами и персиками, виноград нести и инжир... Яйца куриные.  В Чороде нет домашней птицы. Не выжить ей без зерна. А где его взять, если нет земли?  

Омар Сулейманов, справа (в белой рубашке)

Грузинская чача в горах, что лекарство. Захватили с собой. Омар протянул рюмку.  Патимат отказалась, нет, нет, замахала руками, грех. Видела в горах всего раз пьяную женщину. Приехали на свадьбу в Чороду из города муж и жена. Женщина выпила, неплохо так, вышла на улицу, а там старушка с  вязанкой сена на спине в гору поднимается. Стой, бабушка, кричит женщина, помогу. Старушка сбросила сено на землю, городская ухватилась, да так и охнула - от земли оторвать не смогла,  пошатнулась и упала. 

Зимой Патимат вяжет. Шерсть овечья, своя, много шерсти. Смотрит в окошко, там снег под крышу. Белым – бело всё, дым столбом, небо  кристалликами льда искрится.  Дети и муж накормлены, корова и лошадь сыты, ясли сеном наполнены – что ещё делать? Смотрит и вяжет. Обвязала себя, мужа, детей и внуков свитерами, перчатками и носками. Вяжет ковры, коврики, хурджины.

В Чороде пятьдесят домов, в каж­дом своя патимат, и живут они такой же жизнью, что и Патимат: невыносимо трудно и безгранично счастливо. Счастливее, чем многие горожанки с их устроенным бытом, салонами, магазинами и развлечениями.

Парадокс, объяснения которому не мог найти. Потом стало выстраиваться в цепочку...

В ауле, оторванном зимой месяцами от большой земли, не на кого надеяться, кроме себя. Муж и жена представляют собой две опоры, два столпа, на которых держится жизнь всей семьи. Мужчина всё лето занят тем, чтобы успеть сделать самые главные, самые  необходимые запасы  продуктов и дров, того, без чего семья как система будет обречена на распад, на физическую смерть. Но этого мало. Нужны ещё ежедневные свежие продукты - молоко, масло, сыр, сметана, сливки. Овощи нужны. Без этого, на одной муке и сахаре, не выжить. Выходит, что  женщина в горах  - дважды жизнь. Как любая женщина, природой своей воспроизводящая жизнь, и как  добытчик пищи, берущая на себя часть обязанностей мужчины-добытчика, без чего род пресечётся в первом же колене. Горская мораль выстроила для женщин-горянок высокую стену из суровейших запретов, один неосторожный шаг - и  крах: изгнание  из сообщества и вечное  осуждение. Уязвлённое самолюбие мужчины, ревность и прочее эмоциональное, многоголосое  "распни", традиции, -  за всем этим ярким и часто кровавым букетом из страстей стоит тясячелетний опыт гор, коллективная память. Нравится или нет,  хорошо или плохо, но факт - таковы неизбежные последствия  выпадения женщины из стихийно сложившейся системы коллективного самосохранения. Женщина в горах счастлива от того, что чувствует свою абсолютную незаменимость, свою жизнесохраняющую роль.  Большие труды, рождённые большей задачей, рождают сильные чувства. Жертвенность, заложенная в природу женщины-матери, в экстремальных условиях находит своё полное воплощение, и женщина бесконечно счастлива – она нужна миру самых любимых людей, и она знает: не будь её жертвенности, мир этот погибнет  без  неё. 

Мы вернулись в долину, в свои большие и малые города, и я  все эти годы  вспоминал Патимат.  Тридцать лет прошло. Помню гудящую буржуйку и горячий чэд, индийский чай, колотый сахар, наши долгие разговоры, мои горящие авторучки – я менял их одну за другой, всё спешил запечатлеть страницы чужой, такой трудной и такой прекрасной жизни, ставшей одним из лучших миров моего "Я". 

Патимат, жена Омара, умерла в 2002 году, пережила Омара на пять лет.

Оба похоронены в Чороде.

 ---------------------------------

Фото автора  

Просмотров: 1205

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: