Вступление

Автор: " Я расскажу вам о Чороде..."

25 лет назад я увидел  Чороду. По размерам маленькое село, по сути  – страна. Там летом в ущельях  снег, там весь год в душах людей - тепло. Там простота и открытость, честность и надежность, суровость и сострадание. Там древние, обтесанные веками скрижали  поведения,   мудрые и строгие.

ЧОРОДА. Фото Ахмеда Омарова

Там потрясающая природа и потрясающий народ…

Впечатления тогда меня перехлестывали, и я написал несколько статей. Две из них не увидели света, в том числе эта. В стране шла Перестройка, и все, что не было пропитано энергией разрушения, не разоблачало и не вызывало ненависти, признавалось неактуальным. Редакция одного  уважаемого союзного  журнала, куда я отправил свой очерк о Чороде,  превратилась в ударную группу по борьбе с коммунизмом. Ответили. Посетовали, что не предложил хотя бы годом раньше. Посоветовали - дожидаться лучших времен.

Годы шли, а лучшие времена не приходили. И не придут – они навсегда застряли в горных ущельях Лагодехи и Чороды.  Сегодня я приглашаю вас в ту часть моей души, где  уголком незабываемого счастья живет моя Чорода.  

                                                              Моя Чорода. Часть первая

Чорода согласно преданию означает "пустынное место". Давным-давно на месте нынешней Чороды стояло богатое и веселое село Багдади.  Но прошел свирепый мор и уничтожил все живое. И много времени утекло, прежде чем ожил наш край.

                                                Молламагомед Алиев, учитель Чородинской Школы, 1989 год

ЧОРОДА на карте выделена красной каплей

Чорода давно влекла меня. С того  дня, как  узнал, что в ее  окрестностях  умер Людвиг Млокосевич. Захотелось увидеть место смерти. Но где она, эта Чорода? 

Взял карту, линейку. Напрямую от Лагодехи, по горным тропам, километров сорок. Только кто в горах расскажет, какая из троп ведет на Чороду?. В объезд Хребта, в любую сторону, - хоть на восток, через Баку, хоть на запад, через Сухуми, - выходило  под тысячу километров. Причем не до Чороды - до ближайшего к ней районного центра Тляраты. И неизвестно, есть ли еще дорога от Тляраты  до Чороды… Близок локоток, любил говаривать мой отец, да не укусишь. Не укусишь - и я заставил себя не думать о Чороде, доверив  мечту власти чудесного случая. 

Как-то мы сидели с моим лагодехским другом Владимиром во дворе  его маленького русского домика, под виноградной беседкой, и я рассказал голубоглазому потомку шведа Гойдена, осевшего более сотни лет назад в Грузии, о своем несбывшемся и, похоже, несбыточном желании. 

На следующий день Владимир подрулил к моему дому на своем верном «ИЖ»-е, без объяснений усадил 

На перевале между Азербайджаном и Дагестаном

в мотоциклетную коляску и повез в Белоканы. Через полчаса мы вошли в дом к аварскому другу Владимира, водителю Белоканской геологоразведки Шарабуддину Хочберову. Тот внимательно выслушал и сказал: «Помогу». 

Через несколько дней он посадил меня и троих моих друзей на грузовик и повез по горной дороге, пробитой геологами, на перевальный Хребет. «Оттуда, - сказал он, - до Чороды километров 10-12. Вас встретит Иманшапи, сын Омара Сулейманова, с лошадьми. Дедушка Омара был другом Млокосевича. Омар ждет тебя».

Аварцы северо-запада Азербайджана, где находятся Белоканы,  и аварцы нагорной части Дагестана – члены одной большой аварской семьи,  родовые корни которой берут начало в аулах Южного Дагестана; нередко односельчане и родственники. Только жизнь распорядилась их судьбами по-разному: одних оставила жить в дагестанских горах,  других отправила в Загорье, где они, слившись в союз, создали первое в Закавказье государство демократического типа - Джаро-Белоканы...  Народ, которому стали тесны ущелья, пробовал найти себя на  плоскости Алазанской долины, где почти нет зимы, тучны  пастбища и плодородны земли.  И нашел, пополнив свою древнюю историю долинными страницами, - от величавых и славных до грустных и трагических.

К середине дня грузовик взобрался на верхнюю точку перевала, широкое, вытоптанное лошадьми

Омар прислал нам лошадей. На лошади Василий Владыкин,  уроженец Лагодехи

плато,   за которым открывалось бесконечное ущелье. По нему шла конно-пешая тропа, ведущая к Чороде. Натрясшись пять или шесть часов в шарабуддиновском «вездеходе», мы одолели последний затяжной подъем, и облегченно вздохнули: приехали!

Нашими спутниками в машине были  жители Чороды и других аулов, человек пятнадцать горцев, преимущественно мужчин. Парень,  что стоял рядом со мной и всю дорогу весело балагурил, вдруг изменился в лице, засуетился, и вырвав из губ сигарету, которую до этого лихо смолил, начал искать место, куда бы ее можно было  засунуть. Места не было - тогда он зажал тлеющий кончик пальцами рук, раздавил его  и опустил сигарету в карман брюк.  Я вопросительно вскинул брови. «Старший брат, - повел он глазами в сторону  подходившего  к машине парня. – Узнает – убьет!». Удивлению моему не было предела, когда увидел брата, - тому на вид лет было ничуть не больше, чем моему перепуганному соседу.

И в этот миг я отчетливо понял, что приехал в особую, ни на что не похожую страну, в земли, удивительные  своими порядками для  чужаков и  естественные для ее сыновей. 

К нам подошел худой, высокий юноша с натянутой на голову кепкой, - Иманшапи. В сторонке мирно пощипывал травку  небольшой табун лошадей. Иманшапи подвел одну из них ко мне. «Твоя, - протянул он поводья, -  Белая». - «Белая, Белая…», - позвал я, и лошадь цвета раннего снега недоверчиво скосила глубокие глаза в мою сторону.

В горах Дагестана

Прослушав от Иманшапи краткий курс молодого ездока, мы взобрались на лошадей, выстроились в караван и двинулись за нашим провожатым.

Миновав гладкую равнину межгорья,  мы въехали на крутой  склон, по которому, повторяя очертания горы, пролегала вырубленная в камне тропа.  А дальше – классика. Слева – отвесная, уходящая в небо скала,  с которой, размывая тропу, там и сям падала ручьями вода; справа – глубокое ущелье с серебряной  змейкой  речки Ботло-ор и серыми пластами слежавшегося снега. Так я и ехал, поглядывая то вперед, то на тропу, то, время от времени, в ущелье.

«Бесстрашный всадник, джигит с картинки времен Шамиля! - любовался я собой. - Царь природы! Глава тандема, в котором человек – ум, а лошадь – управляемые человеком колеса!»  ( Стыдно, но что было, то было…).

Едучи так, на одном из поворотов я глянул вниз и пришел в панику: правый бок Белой  плыл  над ущельем, закрывая и дно его, и речку, и частые пороги с бьющим через них потоком. Лошадь шла в такой близости от края тропы, в ужасе осознал  я, что в любой миг могла  сорваться. Я резко дернул поводья влево, но там меня  ждала другая опасность – левая нога, как я не вжимал ее в круп животного, цеплялась за острые, торчащие из скалы камни. Достаточно было лошади чуть приблизиться к ним, чтобы превратить голень в кровавое месиво. Забыв о наставлениях

Чорода. Река Джурмут-ор

Иманшапи, я судорожно вцепился в поводья и  нервными подергиваниями начал «поучать» лошадь. Белая остановилась, повернула голову назад и растерянно  уставилась на меня.  Мне показалось, что губы ее  шевелятся,  и она силится что-то произнести, подкрепляя свои аварские мысли доходчивым русским матом.

И тут до меня дошло: лошадь ведома  инстинктом и опытом,  мои же «советы», с ее точки зрения,  вещь совершенно бездарная, глупая и опасная. Институт с аспирантурой пошли мне, как оказалось, на пользу, и я догадался бросить поводья. Белая, удовлетворенно заржав и осторожно, пробуя копытами  землю, продолжила свой путь.

Позже, в тиши старинного зала отдела редкой книги библиотеки бывшего Императорского университета в Харькове, перелистывая старые издания, нашел, что с испытанием я справился еще и неплохо:  «...Были примеры, - писал автор,  - что люди непривычные к горным переходам и впечатлительные,  не выносили ужасов подобных тропинок, их нервная система изнемогала под влиянием испытанных потрясений, и они сходили с ума" («Кавказский путешественник», 1877).

Через  5-6 часов мы  добрались до села.

"Дома в Чороде стоят кучно..."

В Чороде шла уборка ячменя. Этот злак для  аварца как виноград для грузина.  Составляющая его  рациона и часть древнейшей культуры  горного земледелия.

Склоны на окраине села были усеяны фигурками женщин. Казалось, что  они бьют поклоны. Наклоняются, захватывают левой рукой стебли, подсекают, складывают  в маленькие копенки; потом выпрямляются на миг и кланяются снова, и так много раз, -  монотонно, слаженно, ритмично,- будто подчиняясь тикающему в их головах метроному.

Мужчин в поле не было. Уборка урожая дело не мужское. У них свои обязательства – весной, как земля отойдет  от зимней спячки, они вспашут ее каменистый, слегка присыпанный золотым черноземом панцирь.  Выйдут на свои крошечные косогоры с деревянными, дедовской еще работы сохами. В Чороде ведь не земля от края до края,  а  овраги, скалы и обрывы, среди которых, подарком невиданной щедрости, ровные клочки да пятачки родящего слоя. 

«Аварец забрался с вечера на свое поле и,  разостлав бурку, лег спать. Утром он в отчаянии пытался разыскать поле, пока не оказалось, что не закрыл его своей буркой» -вот и ответ, почему сохи. 

У чородинцев нет тракторов, нет машин, нет мотоциклов. «Счастливые, - думал  я. - Живут, не зная  грохота и вони машинных двигателей, не дышат химией и пылью.  Только клекот орлов, пение вольного

Омар Сулейманов

ветра и  шум водопадов».

От сотворения мира здесь мало что изменилось. Лишь иногда,   не давая забыть, что за райскими чертогами Чороды  существует иной мир, в небо скошенным крестом вторгался нелепый  силуэт самолета. 

Я влюбился в Чороду, я влюбился в чородинцев. Уехал и пришли сомнения: а была ли она вообще, Чорода? Или привиделась  лихорадочным  сном беспокойного воображения?

Да нет же: была. 

 Была.

Чорода лежит на высоте около 2000 метров над уровнем моря в горах Южного Дагестана. На горе Созомеер, уцепившись пятью десятками домов за  обрывистый отрог.

Дома стоят кучно, наседая друг на друга;  фасады их каменных стен и застекленных веранд смотрят на юг,  на  единствен­ную, неширокую  и крутую улицу, и в ущелье. С  севера  отрог переходит в некрутой склон, на котором жители  разводят картофель и ячмень. Южный склон, напротив,  очень крут, почти отвесен; по нему, петляя,  идет «тропа жизни»  на Белоканы; от нее ручейками отходят тропки на соседние с Чородой селения.

Склон смотрит в гигантскую расщелину, по которой быстрой и полноводной речкой бежит  Джурмут-ор. Деревянный  мост соединяет два берега. 

Патимат, жена Омара Сулейманова

На безлюдном правом берегу мрачной и холодной громадиной смотрит на Чороду гора Эзараса.  Ее  крутая грудь покрыта лесом; во впадинах, что во множестве, лежит островками многолетний  снег; стекают бессчетным числом ручейки и малые речки. Вершина горы без леса, покрыта ковром изумрудной травы.  Это пастбище для домашнего скота чородинцев. Коровы обитают там полгода, от первой майской травы до первого сентябрьского снега. По ходящему ходуном деревянному мосту, сооруженному  чородинскими мужчинами, женщины два раза в сутки бегают на дойку, накручивают этак километров под десять в день.  Джурмут-ор время от времени, переполняясь дождями, сносит непрочное сооружение. Чородинцы ставят мост снова.

Омару под 60 лет, он отец семерых детей, бригадир местного колхоза и член сельской парторганизации. Худой, как и его сын, жилистый, поросший щетиной мужчина. Омар  обнимает меня, и, перемежая русскую речь родной, приветствует в своем доме. Я взволнован: передо мной  внук человека, знавшего Людвига Млокосевича. Омар изготовил памятную плиту, хочет установить ее на месте смерти Млокосевича, и пригласил меня на ее установку.

Я вхожу в дом  и не верю в неисповедимость человеческих троп. 80 лет назад эту дверь открывал

В доме Омара Сулейманова

Людвиг Францевич, сейчас к ней прикасаюсь я. Потом мне Омар покажет кунацкую комнату, в ней останавливался Млокосевич. Рядом с ней еще одна, небольшая,  занятая семейными реликвиями. На столе увеличенный портрет Шамиля в рамке; по соседству  тульский самовар и пороховница - подарки Млокосевича другу Сулейману.

Двор наполняется соседями. Бегают невесть откуда взявшиеся дети.  Патимат, жена Омара, приносит горячий чайник, расставляет  чашки, выкладывает сахар  и  варенья.  Будем пить чай! Мы не в Грузии, мы в мусульманской стране, и вином – чачей здесь,  догадываемся мы,  гостей  не встречают. Будем, разумеется,  следовать  обычаям встречающей нас земли,  жить по ее правилам и чтить ее законы.

Пьем индийский чай «Со слоником» - у нас такого вкусного нет. "Может,  дело в местной воде?".

Вокруг  деловая суета.  Замешивает тесто Патимат, незнакомый парень складывает из камней мангал,

Гора Эзараса. Чорода, 1989

другой колет дрова, влетает с шампурами Иманшапи ... Ловлю себя на чувстве, что испытываю неловкость: не слишком ли много внимания к нашим скромным персонам?  Потом вспоминаю, что для горца гость больше чем гость. Посланник сверху, неприкасаемый и уважаемый. Так завещано давно, так давно, что и забыто, кем и какой в том смысл. Аварец и не думает об этом. Просто делает, как научен, душой догадываясь, что отступить от заветов – потерять то, что делает его аварцем, а его суровую землю – прекрасным Аваристаном.

Новое лицо. Молодой  мужчина,  сдержанный и спокойный; умный, изучающий  взгляд. "Молламагомед,  учитель, -  представляет  Омар. – Алиев.  Будет у нас переводчиком".

Молла стал для меня открытием. Я тогда увлекался деревенской прозой и где-где, только не на двухтысячных вершинах Кавказа, в древнем  аварском ауле,  ожидал услышать, чем язык Виктора Астафьева отличается от языка Василия Белова. Легко и свободно, как в детской считалочке, ненатужно и убедительно, - будто профессор филологии, - делился со мной Молла. Потом  читал по памяти  Пушкина и Лермонтова, рассказывал об истории края, вспоминал местные легенды и притчи, объяснял происхождение топонимов. 

« Два чабана перегоняли овец. Пристала к ним бродячая собака. В дороге она обворовала чабанов. «Давай убьем эту собаку, - говорит один чабан, - она вор». - «Нет, - отвечает ему второй,  - мы должны накормить ее». И   досыта накормил пса. Так он поступил на второй, третий и четвертый день. На пятый день собака не тронула их мяса».

Я готов был слушать  Моллу до бесконечности…

                                                                           Конец 1-ой части

Фото автора

P.S. Готовлю  статью "Патимат, жена Омара" (о Патимат, жене Омара Сулейманова). Прошу всех, кто может, выслать фотографии Патимат и членов ее семьи. Пишите на адрес: info@lagodekhi.net

Просмотров: 4419

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: