Человека как такового, как данности нет.

Человек не есть факт, а акт,  и в реальности

существует только человек возможный

            (Экзистенциальный взгляд на человека)

Без названия

Когда-то, давным-давно, я жил в раю. Правда, тогда, когда я в нем жил - я об этом не знал. Я узнал об этом только тогда, когда потерял его. Когда я встречаюсь с теми, кто жил там вместе со мной, моими сверстниками, они говорят: «Миш - будто это было в другой жизни и на другой планете». И я соглашаюсь с ними…

Туда не дойти… Хотя место известно и там даже можно пройтись - по той земле, по которой когда-то бегали мои ноги…

Местом моего рая была лесная деревня, окруженная заботливо со всех сторон березами, соснами, елями. Я мог зайти в любой дом и меня могли накормить - это было так же естественно, как попросить попить воды.

Женщины резали хлеб, приставив круглый каравай к груди и подавали каждому по куску. И когда несли чашки, полные до верху супом, их большие пальцы почему-то всегда плавали в бульоне. Наши отцы все воевали - и хотя война была рядом, о ней почему-то редко вспоминали и никогда не хвастались. Как не хвастались, что накосили сено, - когда приходила страда сенокоса, просто косили сено, приходя всегда усталыми, сделав свое дело.

Отец говорил: «Хлеб есть на столе? Есть. Войны нет? Нет. Это и есть счастье, а все остальное - от лукавого». Я тогда не понимал его слов. Там моими наставниками, теми, к кому я прислушивался, иногда не понимая сути сказанного, но впитывая, как это говорилось, были не только взрослые.

Дядя Саша, который, когда разговаривал, как-то всегда улыбался с удивлением и мог говорить часами - не спеша. У него был приплюснутый нос, и говор был всегда чуть гундосый. Он мог прийти к нам домой, поговорить, а потом сходить на речку за огородом, снять свою майку, завязать один край узлом и черпануть из омутка стаю пескарей, прийти и приготовить свою уху.

Его мама, неграмотная, не говорившая по-русски, всегда была наполнена каким-то светом, перед которым я растворялся и ощущал только этот свет - не слыша слов.

Жилистый балагур, сосед Карзак Васи - у него было или 4 или 5 девочек, а жена была на голову выше его - худая и часто ворчавшая на него. Он все сносил, пока не напивался - тогда начинал гонять свою жену и детей так, что они прибегали к нам и прятались в подпол, пока он не утихомиривался. А так он очень любил катать деревенских мальчишек в кузове своей машины - просто так - для души. То ли для нас, то ли ради себя. А может, дело было в том, что у него были одни девочки. Не знаю…

Навсегда в моей душе остался учителем соседский пес - Шарик. С вечно гноящимся правым глазом, пахнущий шерстью и пылью - он всегда как-то лукаво смотрел на меня, улыбаясь своей мордой, говоря: «Эх, балбес, когда же ты научишься говорить на моем языке?» Его темная шерсть на солнце всегда была горячей, и он позволял вытворять с собой все, что мы хотели. Руки, после того, как мы его мутузили и тискали, всегда были жирными от шерсти. Я, конечно, старался понять его благодушные ворчливые потявкивания - говоря себе - скоро, скоро выучу твой язык. В памяти так и живет его взгляд добродушного учителя, которому всегда было в радость просто дышать с вечно высунутым языком. Я не помню его ни унылым, ни тоскливым, ни злобным… С тех пор для меня самыми мудрыми, сильными, неповторимыми стали дворняги, жизнерадостнее которых нет для меня собак. В них, в их взглядах, в отличии от породистых, я вижу вот это ненасытное вглядывание в мир, будто они что-то ищут - в этом взгляде нет их, а есть устремленность куда-то.

Какой-то истиной осело в моей душе - взгляд из-под ладони старушек, вглядывающихся из-за плетня на незнакомого прохожего, вышедшего из леса и проходящего через деревню. И обычно его встречали слова этих старушек - «Здравствуй добрый человек. Кто же ты такой и куда путь держишь?» И шел какой-то неторопливый разговор после которого, напившись воды, незнакомец или незнакомка шли дальше своим путем. И это было очень буднично и естественно…. Тогда в этом не было ничего необычного. Как в облаках на небе…

И свои народные чувашские песни. Когда мы, ребятня, слушали застольные песни взрослых - меня подхватывало этой теплой волной какого-то единения, слышного в голосах. Зачаровывало не столько смысл слов (они были простыми), сколько вот эти протяжные плавные звучания - напевы, уносившиеменя куда-то, в недетскую даль моей души, где не чувствовалось ни времени, ни меня, ни этого застолья, и где я был и один и во всем… Все это, уже в другой, во взрослой жизни вылилось в преклонение перед народными русскими песнями. И когда я слышу- «Ой ты степь широкая, степь раздольная…» - душа моя наполняется глубинной силой какой-то истины, которую нельзя выговорить, а можно только сказать - вот это и есть жизнь.

Даже первый опыт увиденной и запомнившейся смерти не пугал. Умирал старик, и его старуха читала над ним Библию. Он лежал на полати, на голове у него была бумага с крестом, горели свечки. Старуха читала, а он что-то тихо говорил о том, что надо сделать, как у него уже не чувствуются ноги. Мы приходили, слушали, потом уходили, снова приходили - а старуха все читала. А потом он ушел. И там не было надрыва - а было что-то другое - очень взрослое и далекое для меня, учившее принимать что-то все-таки страшное, непонятное без причитаний…

А в 11 лет, не спросив, меня выдернули, как морковку из земли и засадили в асфальт большого города. Когда меня навсегда увозили из моей деревни, я сидя в кузове машины, всю дорогу скулил как волчонок, неосознанно ощущая весь ужас и непоправимость произошедшего… В городе «правильные пацаны» сразу опустили меня ниже асфальта. Я не был готов к этому. Так я познакомился с миром страха, разобщенности и потерял мир, где я был принят и един с ним. И я не знал, как можно жить дальше, лишившись разом всего того, что было воздухом для меня, и все шло к тому, что от этого страха я бы сломался - если бы не мое прошлое. И вместо шестерки перекати-поле я стал странником, пустившись на поиски утраченного, того, что для меня и было сутью жизни, и другого душа не принимала. Так, потеряв свою деревню, я приобрел ее вновь через чувство, что я, оказывается, жил в раю. И это чувство потерянного рая потом уже не будет давать мне покоя всю мою жизнь, ведя по стране и странам, где я буду искать воздух моей родины, чтобы вновь хотя бы подышать им - самым сладким, самым чистым, которым я дышал когда-либо. Чтобы хоть на какое-то время избавиться от чувства потерянности и незащищенности. Я так и не нашел его… Но, странствуя по земле и по жизни, я обрел дорогу своей Судьбы. И оказалось что потеря, когда, кажется, уходит жизнь, расставание (вопреки моему желанию) с тем, что бесконечно дорого мне, когда что-то во мне умирало в невыносимой боли - стало благом - обретением чувства бесценности самой жизни. И обретением себя. Так парадоксально теряя - я обретал потерянное, но в каком - то более ярком, более оттененном, и уже в осознанном виде. И оттеняла этот свет, было тенью света именно боль утраченного. Парадоксально и то, что боль эта не притупила, а утончила обоняние и вкус к проживаемому…

Говорят, подобное притягивает подобное. Наверное поэтому мне не притягательны люди избранные - красотой, богатством, просвещенностью, просветленностью - в них я вижу что-то от породистых собак… У них есть все и они богаты всем. Наверное - это прекрасно. Но это - не мое. Мне кажется, они защищены и укрыты имением того, что имеют, от этой боли и неустранимого зова души к неведомому, не дающему покоя поиску иного мира - утраченного рая. Когда я проплывал мимо чудесных островов в Тихом океане - где круглый год 25 градусов и в океане изумительной чистоты вода и я знал - что жителям этих райских островов не ведомы ни слякоть, ни морозы и пурга, они не видели, как опадают пожухлые листья, что значит мерзнуть, мечтать о лете - я не хотел бы жить на этих островах. Хотя у них все есть для счастливой жизни, они не обогащены вот этими переживаниями по тому же теплу, свету - им всем это дано досыта.

Поэтому мне притягательны глаза, в глубине которых отсвет то ли печали, то ли отстраненности, в которых я вижу цепкость всматривания в окружающий мир - будто они что-то потеряли и ищут это потерянное - как дворняги. Незащищенные, не обладающие - в них я узнаю себя… И когда я вижу эти ищущие глаза, я знаю - он тоже родом из рая, который потерял, как и я, и мы с ним родные души. И если наша встреча происходит, мне всегда интересно - как он жил в раю и как потерял его и как он его ищет? И тут удивительно! - происходит какой-то неуловимый сдвиг и каждый из нас: ОДИН-окий становится ЕДИН-ственным. И появляется нечто, что сотворено уже нами, и обогащающее нас двоих. Одиночество - единственность - единение.

Но я не хочу сказать, что боль - это награда и нечто вожделенное.

К чему это все я написал? Мне притягателен экзистенциальный взгляд, говорящий - не беги от боли и одиночества, страданий и потерь. Через них есть шанс твоего спасения и обретения себя самого. Всегда ли человек, стремящийся к теплу, довольству, стабильности и избегающий любую боль и отчаяние, выигрывает, и если выигрывает, то что? А вдруг этому есть цена, и какова она? Всегда ли человек, всю жизнь проживший в раю, прожил жизнь во всей полноте - ведь у него все было, чем тот, кто не избежал потерь, душевных катастроф, безжалостно ломавших все то, что было бесконечно дорого, отбрасывавших его в невозвратную даль одиночества, переживший большие и маленькие смерти своих надежд  и  в конце концов кардинально и бесповоротно отказывавшийся от всяких надежд на спасение и обретение, оставив только веру в этот непреходящий зов души? Ведь то, что казалось проклятием, сделавшим его изгоем, может стать даром, благодаря которому, а не вопреки, человек проходит свой неповторимый Путь к самому себе, обретая свою Судьбу, свою Силу.

Страдать родственно слову страда, жатва, когда приходит пора собирать взращенное тобой. Если есть что собирать. А собирать можно только то, что посеяно в сердце. Мое отчаяние и моя любовь, моя грусть и мое бессилие, моя боль и моя вера. Но взращенное - ощущение бесценности самой жизни и радости во всем самом малом. Осознание, что ни от одного дня своей жизни не откажусь и не променяю ни на какие блага. Когда вспоминаются слова отца. И когда я пробуждаюсь каждое утро, с изумлением и благодарностью осознавая, что я - живой!

                                                                                                                     Михаил Литти 

P.S. От ведущего сайта. Статья напечатана в рамках проекта "МОЙ МИР".  Приглашаю к обсуждению.

Благодарю Татьяну Романюк,  которая выслала мне эту статью - совершенно случайно - в самый созвучный ее чтению период моей жизни, в разгар, на пике душевного кризиса. 

Фото: Петр Згонников

Просмотров: 2880

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: