Татьяна Романюк

Феномен русской любви к Лагодехи. Я открыл его для себя много лет назад. И попытка осознать его, понять, раскрыть, найти объяснения давно волнуют меня.

Являюсь свидетелем многих историй, когда любовь русского человека к своей грузинской родине силой своей превосходила остальные любови, в том числе – прости, Бог, грешного! -  и к исторической родине - России. Работая над сайтом, я постоянно нахожу подтверждения своему наблюдению.

Одно из последних писем, от москвички Татьяны Романюк,  заставило меня вновь  задуматься над этим  волнующим  явлением. Татьяна  - в ряду тех, кто расставшись с  Лагодехи  физически, остался спаян с ним ментально   – неразделимо и неразломно, навечно.

"Легка и солнечна моя печаль..." -  написала она о Лагодехи, и я понял, что не могу не написать о человеке, которому так близка моя далекая, затерявшаяся в годах родина.

Татьяна -  состоявшаяся личность. Женственна, умна, образованна.

В её жизни, в годики, когда мамы водят за ручку, и позже, когда за спиной болтается школьный ранец, был Лагодехи.

Во взрослой жизни она пришла к Москве, и Москва стала средой ее обитания, местом ее надежд, забот, проблем и радостей, местом её жизни и самой жизнью.

Москва, как всякий большой город, не терпит спячки, не приемлет покоя. Это город нон-стоп гонки, город стайеров, людей сильных и неутомимых. В Москве мысли и чувства  - денно и нощно,  – прикованы к одной задаче: как первым, - в давке и толкотне, с коленями под и с локтями в, - добраться до вершины. На которой не обязательно деньги, и часто  не деньги, а потребность стать тем, кем видишь себя сам.  Стать свободным: от власти денег, от самодурства начальников, от глупости чужих указаний. Иначе ты – всегда снизу,  всегда – в чужой и своенравной воле, в перманентном ожидании крушения. Как пассажир корабля, но не как его рулевой, а как слепой, ведомый в ночи неизвестным прохожим - непонятно куда и с какими целями.

Чтобы покорить Большой Город, чтобы стать для него своим, нужно отдать ему себя до остатка - свое время, свою энергию, свои руки и голову. Иные отдают душу, расплачиваясь за успех ее тонкими и невосстановимыми  субстанциями.

И задача вдвойне сложная, когда в пространстве, переплетенном паутиной взаимозависимости, обретаешь свой островок свободы, на котором  твой быт, твое время, твои мысли,  твое благополучие зависят  главным образом от тебя.

Татьяна смогла: и Москву взять, и островок свой найти, и душу сохранить.

Лагодехи, каким он был в детские годы Татьяны Романюк. Фото: Юрий Мачавариани

Я так уверенно об этом пишу потому, что, читая ее письма, увидел: торя свой путь, она не растеряла себя. В потаенных отсеках  её памяти до сих пор, будто и не было десятков лет расставания, ярким светом горит   драгоценный клад детства - Лагодехи.

Карьера, бизнес, тиски и клещи Большого Города  не смяли, не вырвали, не вытравили из ее души образ крошечного местечка. Лагодехи никуда не исчез из ее головы, он,- тихий, едва заметный,- лежит внутри неё, нетронутый временем, является ей в полустертых образах, в едва слышимых  обрывках слов, в запахах южной ночи и мелодиях нерусских  песен. Рядом с ним, параллельным потоком, мощным, громогласным, сметающим все на своем пути, бушует, грохочет  Москва. Но вот парадокс: тот слабый сигнал из лагодехского прошлого звучит для этой женщины наравне с оглушающей какафонией московского сегодня.

Ее глаза, обращенные вовне, видят картины разрывающей космос, мчащейся метеоритом во времени Москвы. Её взор, всматривающийся в прошлое, видит  контуры вечных гор и иконы родных лиц, виноградные лозы и  пульсирующие зеленоватыми сполохами огни цицинател*; её  уши слышат звуки гортанной речи и многоголосое мужское пение; кожа чувствует на себе тепло бабушкиных рук, а лоб сухие дедовы губы, шепчущие  "Спи, детка!".

Город детства однажды торкнулся каких-то неведомых, до сих пор молчавших в ней струн и сказал: «Сыграй мне песнь своей любви!".  Она села за ноутбук и  отстучала:

Легка и солнечна моя печаль

А память снова крутит кинопленку

Гляжу, любуюсь на мою сторонку

Открыть ей сердце для меня не жаль

Далекие, беспечные года

Едва ль забыть мне детские утехи

Хватило б сил, чтоб приезжать сюда

И сердце  шепчет:" Едем в Лагодехи!"

Если читать сверху вниз, по первым буквам, выйдет заветное для Татьяны,  для сотен, для тысяч лагодехцев слово - Л...А...Г...О...Д…Е…Х…И.

Это - акростих.  Та изящная литературная форма, что позволяет не просто выразить сокровенное, но и зашифровать таким образом объект своей любви внутри стиха. Акростихи писать сложно. Они пишутся чувствами, как привычные стихи, и составляются умом, как ребусы.

Наверное, это первый, и, наверное, единственный в мире акростих «Лагодехи». Человека русского происхождения и российского гражданства, человека  раненного и полоненного Лагодехи.

Так они и живут: Лагодехи и Татьяна -  в долгой разлуке и в тридцатилетнем  ожидании встречи. Знаю по себе: это залог неизбежного свидания, и они когда-то обязательно встретятся.

*Цицинатела (груз.)- светлячок. Это слово, как и многие другие грузинские слова, прочно вошли в речь местного русского населения. 

Постскриптум. В настоящее время Татьяна Романюк работает над своими  воспоминаниями. Будут в них дорогие для неё бабушка Мария и дедушка Николоз; их дом, с характерным для того времени и  почти исчезнувшим сегодня бытом, лагодехский колдун Магома, читавший старинные  арабские  книги; соседский мальчик Мевлуди, влюбленный в Татьяну; улица 26 комиссаров, самая красивая для Татьяны в городке; Джулия Арутюнова, соседская девочка из дома напротив,  лучшая её подружка... 

Лагодехи 50-70-ых годов 20-го века  - глазами ребенка, подростка  и юной девушки.

Следите за публикациями!

Просмотров: 3808

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: