Легка и солнечна её печаль... О Татьяне Романюк
Автор: Петр Згонников |
Добавлено: 02.04.2013 |
|
|
Татьяна Романюк |
Феномен русской любви к Лагодехи. Я открыл его для себя много лет назад. И попытка осознать его, понять, раскрыть, найти объяснения давно волнуют меня.
Являюсь свидетелем многих историй, когда любовь русского человека к своей грузинской родине силой своей превосходила остальные любови, в том числе – прости, Бог, грешного! - и к исторической родине - России. Работая над сайтом, я постоянно нахожу подтверждения своему наблюдению.
Одно из последних писем, от москвички Татьяны Романюк, заставило меня вновь задуматься над этим волнующим явлением. Татьяна - в ряду тех, кто расставшись с Лагодехи физически, остался спаян с ним ментально – неразделимо и неразломно, навечно.
"Легка и солнечна моя печаль..." - написала она о Лагодехи, и я понял, что не могу не написать о человеке, которому так близка моя далекая, затерявшаяся в годах родина.
Татьяна - состоявшаяся личность. Женственна, умна, образованна.
В её жизни, в годики, когда мамы водят за ручку, и позже, когда за спиной болтается школьный ранец, был Лагодехи.
Во взрослой жизни она пришла к Москве, и Москва стала средой ее обитания, местом ее надежд, забот, проблем и радостей, местом её жизни и самой жизнью.
Москва, как всякий большой город, не терпит спячки, не приемлет покоя. Это город нон-стоп гонки, город стайеров, людей сильных и неутомимых. В Москве мысли и чувства - денно и нощно, – прикованы к одной задаче: как первым, - в давке и толкотне, с коленями под и с локтями в, - добраться до вершины. На которой не обязательно деньги, и часто не деньги, а потребность стать тем, кем видишь себя сам. Стать свободным: от власти денег, от самодурства начальников, от глупости чужих указаний. Иначе ты – всегда снизу, всегда – в чужой и своенравной воле, в перманентном ожидании крушения. Как пассажир корабля, но не как его рулевой, а как слепой, ведомый в ночи неизвестным прохожим - непонятно куда и с какими целями.
Чтобы покорить Большой Город, чтобы стать для него своим, нужно отдать ему себя до остатка - свое время, свою энергию, свои руки и голову. Иные отдают душу, расплачиваясь за успех ее тонкими и невосстановимыми субстанциями.
И задача вдвойне сложная, когда в пространстве, переплетенном паутиной взаимозависимости, обретаешь свой островок свободы, на котором твой быт, твое время, твои мысли, твое благополучие зависят главным образом от тебя.
Татьяна смогла: и Москву взять, и островок свой найти, и душу сохранить.
|
Лагодехи, каким он был в детские годы Татьяны Романюк. Фото: Юрий Мачавариани |
Я так уверенно об этом пишу потому, что, читая ее письма, увидел: торя свой путь, она не растеряла себя. В потаенных отсеках её памяти до сих пор, будто и не было десятков лет расставания, ярким светом горит драгоценный клад детства - Лагодехи.
Карьера, бизнес, тиски и клещи Большого Города не смяли, не вырвали, не вытравили из ее души образ крошечного местечка. Лагодехи никуда не исчез из ее головы, он,- тихий, едва заметный,- лежит внутри неё, нетронутый временем, является ей в полустертых образах, в едва слышимых обрывках слов, в запахах южной ночи и мелодиях нерусских песен. Рядом с ним, параллельным потоком, мощным, громогласным, сметающим все на своем пути, бушует, грохочет Москва. Но вот парадокс: тот слабый сигнал из лагодехского прошлого звучит для этой женщины наравне с оглушающей какафонией московского сегодня.
Ее глаза, обращенные вовне, видят картины разрывающей космос, мчащейся метеоритом во времени Москвы. Её взор, всматривающийся в прошлое, видит контуры вечных гор и иконы родных лиц, виноградные лозы и пульсирующие зеленоватыми сполохами огни цицинател*; её уши слышат звуки гортанной речи и многоголосое мужское пение; кожа чувствует на себе тепло бабушкиных рук, а лоб сухие дедовы губы, шепчущие "Спи, детка!".
Город детства однажды торкнулся каких-то неведомых, до сих пор молчавших в ней струн и сказал: «Сыграй мне песнь своей любви!". Она села за ноутбук и отстучала:
Легка и солнечна моя печаль
А память снова крутит кинопленку
Гляжу, любуюсь на мою сторонку
Открыть ей сердце для меня не жаль
Далекие, беспечные года
Едва ль забыть мне детские утехи
Хватило б сил, чтоб приезжать сюда
И сердце шепчет:" Едем в Лагодехи!"
Если читать сверху вниз, по первым буквам, выйдет заветное для Татьяны, для сотен, для тысяч лагодехцев слово - Л...А...Г...О...Д…Е…Х…И.
Это - акростих. Та изящная литературная форма, что позволяет не просто выразить сокровенное, но и зашифровать таким образом объект своей любви внутри стиха. Акростихи писать сложно. Они пишутся чувствами, как привычные стихи, и составляются умом, как ребусы.
Наверное, это первый, и, наверное, единственный в мире акростих «Лагодехи». Человека русского происхождения и российского гражданства, человека раненного и полоненного Лагодехи.
Так они и живут: Лагодехи и Татьяна - в долгой разлуке и в тридцатилетнем ожидании встречи. Знаю по себе: это залог неизбежного свидания, и они когда-то обязательно встретятся.
*Цицинатела (груз.)- светлячок. Это слово, как и многие другие грузинские слова, прочно вошли в речь местного русского населения.
Постскриптум. В настоящее время Татьяна Романюк работает над своими воспоминаниями. Будут в них дорогие для неё бабушка Мария и дедушка Николоз; их дом, с характерным для того времени и почти исчезнувшим сегодня бытом, лагодехский колдун Магома, читавший старинные арабские книги; соседский мальчик Мевлуди, влюбленный в Татьяну; улица 26 комиссаров, самая красивая для Татьяны в городке; Джулия Арутюнова, соседская девочка из дома напротив, лучшая её подружка...
Лагодехи 50-70-ых годов 20-го века - глазами ребенка, подростка и юной девушки.
Следите за публикациями!
Просмотров: 3811
|