Часть первая здесь

Моя Чорода. Часть вторая     

Чорода. Фото Ахмеда Омарова

Иманшапи, сын Омара, родился в горах,  в горах же  родились его отец, мать, дедушки,  бабушки, весь его род. После школы поехал в Махачкалу, поступил в институт  «на математику». Вскоре понял,  что ошибся, и, к большому огорчению родителей, простых крестьян,  оставил  учебу.  Вер­нулся в Чороду и  пошел в школу, чтобы   учить ребят… математике. 

Еще не были допиты и первые стаканы чая, как калитка отворилась, и во двор, таща  упирающуюся овцу,  вошли двое крепких мужчин.  Один из них ловко перехватил ноги животного и завалил на землю. Стоявшие рядом парни  бросились ему помогать. 

Блеснул металл - раздался хрип, и струя крови смачно шлепнулась о каменную землю.  Мужчина  несколько раз провел клинком по шерстяному покрывалу животного и, убедившись, что нож чист, спрятал в ножны. Хрип  повторился несколько раз  и, затухая,  прекратился. 

Шашлык из печени был готов через пять минут. Чаем и быстрым шашлыком в ожидании полноценного обеда в горах утоляют острый, с дороги, голод,  объяснили мне. 

Крыши Чороды. 1989

К шашлыку Омар поставил на стол принесенную нами  чачу.  К чаче в Чороде относятся с уважением. Приемлема, считают чородинские мужчины, для обработки ран и лечения простуд. И за столом, во время праздников, хороша, но – совсем мало,  по чуть-чуть.

Чача  в горах - хороший мужской подарок, поняли мы, и не раз сокрушались, что  несли снизу картошку, сливочное масло, печенье, а  надо было – чачу.  Картошка у чородинцев вкуснее нашей, масло – самодельное, из свежего молока,  варенья из горных ягод заменяют конфеты.

Утром мы вышли в село. Улицу длиной в 100-150 метров  прошли за десять минут. «Тут селения разбросаны по высям гор и лепятся сакли на скалах и утесах», - писал в одном из изданий 19 века анонимный автор.

Молламагомед Алиев, учитель. Чорода, 1989

Все верно: и разбросаны, и лепятся. Как было полтора века назад, так и осталось. За исключением одного: сакли, темные каменные лачуги,  превратились в просторные, преимущественно двухэтажные дома  под железными крышами.   Откуда   в горах деньги? Ответ все у того же анонима : «Здесь жители наслаждаются прекрасным климатом и безбедно живут среди этих, на взгляд пустынных мест. Огромные стада баранов одевают и кормят горцев…». Под словами этими могу подписаться: овцы как  были, так,   наверное, еще долго и будут оставаться основными кормильцами  горцев. Омар это подтвердил: чородинцы держат овец  десятками,  кое-кто – сотнями голов,  а это – и молоко, и сыр, и шерсть, и мясо, и большие деньги.  На строительство дома хватает, и на машину хватает.  Только где на ней ездить, если дорог в Чороде нет?  

Удивило, что нет в селе магазина, ну хотя бы какого-нибудь подобия сельской лавки. 

- В последний раз автолавка приезжала год назад, – говорит  Молламагомед, учитель. - Привезли сахар, давали по полтора килограмма в руки.

Иманшапи, сын Омара Сулейманова. Чорода, 1989

За всякой мелочью чородинцы едут "в город" - за спичками, сигаретами, солью, авторучками, обувью и одеждой.  Добираются  на лошадях,   другого транспорта нет. В Тлярате, родном райцентре, полки магазинов  пусты, поэтому надо ехать в азербайджанские Белоканы. Не ближний свет: туда и обратно  с покупками поездка занимает три дня.

Белоканы времен тотального дефицита имели заслуженную славу места, где, как  в известном анекдоте, «в принипе все есть», но из-под прилавка и по ценам вдвое-втрое выше номинала. Людей это не останавливало. В Белоканы за покупками приезжали со всех уголков ближней Кахетии, даже из Тбилиси, для чего предприятия на выходные специально нанимали для этого автобусы. Горцам  поездки давали, кроме того, возможность повидаться с белоканскими родственниками и друзьями, полезное, как говорится, удачно совмещалось с приятным.   

Незадолго до нашего приезда завершили прокладку грунтовой дороги из Тляраты в Чороду. Транспорт по ней не ходил. Строители, оказывается, дорогу сдали, а дорожники, которым предстояло взять ее на себя, принимать в эксплуатацию отказались. Опасная, говорят, не дорога, а халтура, деньги списали и разбежались – пусть доделывают. А у строителей по бумагам полный порядок и доделывать им, получается, нечего. Так она и стояла при нас первая в истории Чороды дорога на «большую землю» – сданная  и непринятая.

Я немного прошелся по ней в сторону Тляраты. Нашел каменные обвалы, кривые столбики ограждений, размытые участки,  съехавшее  в овраг полотно… Видел двух местных храбрецов, один рулил «Нивой», другой лавировал меж камней на «Уазике». Никто им запретить не может - это государство не может

Мечеть. Чорода, 1989

открыть маршрут  по  несуществующей формально  дороге. Частнику - можно, вот он и рискует, отправляясь по своим делам, не говоря о том, что на этом можно еще и неплохо заработать.   Незадолго до нашего приезда, рассказал мне Молламагомед, Омар Сулейманов поехал в Тлярату, заказал каменотесу  памятную плиту Млокосевичу и, когда она была готова, привез обратно, заплатив за грузовик 100 рублей (по курсу того времени около 160 долларов).  

Зимой Чорода отгорожена от мира метровыми снегами. Чтобы не пропасть, к зиме надо готовиться с лета, пока проходимы горные тропы.

На зиму семье Омара – их пятеро: Омар, Патимат и трое детей - нужно  тонну муки и 150-200 килограммов сахара, два-три ящика хозяйственного мыла,  спички, свечи, керосин. Все по двойному номиналу. Ящик мыла стоит 19 рублей, отдавать надо 40-45, деньги есть - покупай  хоть вагон. У крестьян с деньгами нормально, труднее тем, кто  «на ставке».  Как Молламагомед, учитель. 

Молламагомед жил в городе. Блестяще учился в институте. Предлагали аспирантуру. Женился, со временем появилась бы квартира. Мог защититься, получить  степень кандидата наук… Он  отказался от всего, уехал в горы,- к горам,  к  детям,-  учительствовать.

В Чороде. Справа - Омар Сулейманов. 1989 год

Для Моллы  отдать половину месячной зарплаты за мыло накладно, но и обойтись без него - невозможно. Пошел к старикам, расспросил, как поступали раньше. Те посоветовали золу клена. Молла попробовал и у него  получилось!  

 - Сорочка после стирки становится серой, - смеется он, - зато химически чистой. Это я тебе как химик говорю.

Учителей в Чородинской восьмилетке не хватает. Молла  преподает химию,  био­логию и  еще много чего - «все, что нужно".  

Иманшапи, вернувшись в Чороду, преподавал в школе. Все было хорошо.  Он, казалось,  нашел себя, и душа его  успокоилась. А как-то весной – раздвинулись небеса, разухарились ручьи, раззеленелись склоны -  мелькнула мысль: «Неужели так -  всю жизнь?».  Невыносимо захотелось бежать в долину. Хотел попробовать, испытать себя: чего он стоит? что он может?  Решительно,  как в свое время институт,  оставил горы  и уехал в  Россию, в Астрахань. Поступил в медицинский  и поначалу, упоенный просторами, незнакомым городом и  новыми впечатлениями,  летал над землей. Но потом, когда жизнь вошла в привычное русло,  стал замечать, что у него редеют волосы. К врачам – те развели руками. С тех пор ходит в кепке. 

 - Может, от климата? – спрашивает меня Иманшапи. – Или от воды и городского воздуха? -

 - Здравствуй, брат! - сказал я Иманшапи.

И поведал ему, как в семнадцать лет, когда приехал учиться в степной Луганск, заметил, что у меня  начали   седеть волосы. Я рассказал, как страдало что-то внутри меня от того, что глаза мои жаждали видеть горы, всматривались в даль, шарили по сторонам -  и не находили привычных картин. Мне не хватало в пространстве исполинских горных стен, которые давно стали частью моего чувственного восприятия пространства.

-  И знаешь, Иманшапи, какой гениальный ход придумал инстинкт самосохранения? Начал посылать мне «цветные открытки» - кратковременные картинки знакомых с детства гор. Они совершенно непредвиденным образом, бессистемно вспыхивали в моем сознании.  Представь: город, трамваи, троллейбусы, люди, шум, все такое серое, обыденное   и вдруг – яркая, четкая, как в свете горной молнии, картинка лагодехских гор  - до мельчайших деталей:  склоны, уступы, силуэт леса на крутой гряде, залитые серебром впадины ущелий. Со временем все стало на свои места,  и я смирился с плоским  пространством, хотя равнинную, без зацепок для глаза, землю я так и не принял как естественную, так и не сроднился с ней. А вспышками фанастических видений мозг как бы разговаривал со мной, призывал вернуться в знакомую среду, бередил душу прошлым и пугал меня преждевременной сединой...Одновременно он и спасал, возмещая таким образом нехватку привычных зриельных восприятий.       

Я замолчал. Тропы над бездной закончились, и мы въехали на  широкий горный луг. Неожиданно  Иманшапи  пришпоривает лошадь, вырывается вперед  и,  показывая рукой  в ущелье,   кричит: "Водопад! Красивый водопад!".  

В середине 70-х годов  в полутора-двух километрах от Чороды    провели линию электропередачи, такую генеральную штуку, от которой электричество потом  подается к местным  трансформаторам.  С веткой на Чороду власти медлили, и чородинцы, не в силах более ждать,   взялись за дело всем селом. Выкопали по склону горы ямы и установили в них электрические столбы. Власти к  инициативе

Родник. Чорода, 1989

отнеслись с одобрением и помогли: выделили вертолет, без которого столбы никакими лошадьми на гору не затянешь. Сельчане натянули провода, развели по домам и все поглядывали на лампочки, надеясь, что они вот-вот  зальют их дома светом. Лампочки бастовали.  И тут выяснилось, что подключение дело сложное, что нужны разные справки, проекты, экспертизы, согласования и разрешения.

Чородинцы растерялись. Их вызвали на поединок  с невидимым противником. Они сделали попытку разобраться в бумажной волоките, но быстро сдались. Тогда они   написали о своей беде в редакцию всесоюзной газеты «Сельская жизнь».  Письмо наделало шуму. Из Москвы быстренько примчался  корреспондент, все, кто заслужил, получили по шапке, и «лампочки Ильича» загорелись чудесным, неземным светом.  

- Народная стройка, хозрасчет, самофинансирование - модные сейчас слова, - говорит  Молла. – А мы здесь веками народом строим. Сгорело как-то четверть села, двенадцать хозяйств. Видишь, как дома у нас плотно стоят? Загорится нижний, и за пару часов село может выгореть начисто. Отстроили,  своими силами, все двенадцать. Правда, пять семей так и не вернулись.

Молла кивнул головой на одно из зданий.

- Школу новую видишь? Сгорела за три месяца до нового учебного года. Камень, глину и дерево возили лошадьми и осликами из ущелья, больше   20 тысяч ходок выходили, каждая около километра. Работали по любой погоде, нам надо было закончить к 1 сентября.  Государство помогло цементом, металлом, стеклом, за наш труд не заплатили, да мы и не просили, и никогда бы не попросили … Или еще. Раньше мы воду носили из ручья, было очень трудно, особенно зимой. После дождей вода становилась мутной, приходилось подолгу ее отстаивать. Но привыкли и что можно по-другому как -то и не думали. Одна аварка из Азербайджана поднималась сюда каждое лето, увидела это  и дала деньги, мы, как всегда, собрались всем селом  и сделали родник. 

Общинный труд чородинам знаком издавна. Так же, всем аулом, строили до революции мечеть.

- Когда ваши безбожники рушили в России церкви, наши атеисты превратили мечеть в колхозный склад. Держали овечьи шкуры, шерсть, сыр. С годами  здание разрушилось,  и колхоз вернул его верующим. Те восстановили его, но как только положили последний камень,  колхоз «вспомнил»,  что здание  в его собственности, и, не церемонясь,  забрал обратно.

Этого чородинцы стерпеть не смогли. Возмущение было очень велико, и власть пошла на попятную. Вернули, но не все здание: первый этаж – под мечеть,  второй –  под тот же склад. Жители вынуждены были согласиться - пусть  хотя бы так..

Мост через руку Джурмут-ор. Чорода, 1989

Такой мечеть я и увидел: каменный полудом-полубашня, где Аллаха от молящихся отделял полумрак хранилища, заполненного шкурами и сыром. Богу это неважно, подумал, была бы вера. Но это скорее - головой. Сердце же мое протестовало. Стоя у входа, поставил себя на место, на место местных жителей, представил, что я мусульманин, и почувствовал, как  мне больно, что так, силой, обошлись  с трудом моих дедов и с моей верой.  И не понимал моей страны, моей Родины, которую любил, не мог уразуметь, почему она так  со своими гражданами. Неужели не понимают они, что нельзя гусеницами догм по тончайшим струнам души: по языку, по культуре, по вере? 

Альтернативой «тьме», очень давно, наверное, еще в пору ликвидации безграмотности,  в Чороде была построена библиотека. В 1989 году она представляла собой  обшарпанное здание, напротив которого, на стене дома, висел лозунг, призывавший чородинцев дать родине побольше мяса. Библиотека давно не работала, книг в ней не было,  вывески – тоже,  хотя все по старой памяти продолжали называть ее библиотекой.  «Зачем фотографируешь плохой зданий, - спросила меня пожилая женщина, - оно позорит наш село».

Молламагомед остался  горах.  Нет, не жалеет. Ему под пятьдесят. Изучает  историю края, собирает фольклор. 

-  Это гора Хенди Гух. На ней стоя­ла крепость, ставшая  убежищем для последних в наших краях полуязыч­ников-полухристиан.

Библиотека. Чорода, 1989

Молла много  рассказал мне об истории своего края. О том, как в горы сначала пришел Крест и бросился гасить капища и низвергать идолов. Как потом его заменил арабский Полумесяц, огнем и мечом уничтожая противную ему веру. Как позже пришел Сапог, насаждая ненужные  ценности и лишая нужной вольности.  И как Сапог сменился пятиконечной Звездой, под сенью которой в августовские вечера 89-го года шли наши бесконечные беседы…

- Иманшапи,  твои волосы - это ностальгия. Скорее  всего, форма особой, скрытой  депрессии.  Волосы – ее телесное проявление. Это язык, на котором  к тебе обращается твоя немая, не умеющая говорить человеческим голосом боль.  Выбор твоего ума вступил в конфликт с велениями твоего сердца… 

Мы спешились, давая отдых лошадям. Стоим на лугу, любуясь падающей со скал водой. Рядом пасутся наши лошади. Путаясь в гриве Белой, на нас плывет белое облако;  обдав прохладой, оно продолжает плыть дальше, бросая тень на задумчивые горы.  

- Может так, может, - подумав, согласился  Иманшапи. - А как Вы думаете, если я переведусь поближе к горам, это пройдет?.. 

                                                               Конец второй части

Фото автора

P.S. Готовлю  статью "Патимат, жена Омара" (о Патимат, жене Омара Сулейманова). Прошу всех, кто может, выслать фотографии Патимат и членов ее семьи. Пишите на адрес: info@lagodekhi.net

Просмотров: 3231

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: