Лезгинская кордонная линия

                                                                                                    Начало см. здесь

Преодолев за несколько месяцев почти три тысячи километров, отделявших Варшаву от Лагодехи, Млокосевич  приступил к обязанностям штабного офицера в Тифлисском полку, расквартированном на Лезгинской кордонной линии в Лагодехах.

Назначение линии состояло в защите Нухинского уезда, Джаро-Белоканского округа, Кахетии и Тушино-Пшаво-Хевсурского округа  от нападений  дагестанских горцев.  Линия эта была  границей,  разделявшей ослабевшую христианскую Грузию от набирающего силу мусульманского Дагестана. Русские, строя и обустраивая, заселяя и укрепляя линию, создавали тем самым границу между опекаемой ими Кахетией и охочими до её богатств соседними горскими народами.

Силовым  центром линии являлась величественная и неприступная крепость Новые Закаталы, построенная русскими чуть ниже аварского аула Джары. Там находилось командование и основные силы военных. А в Лагодехском и подобном ему укреплениях квартировали  небольшие подвижные резервы, задачей которых было поспешать в те места, где появлялся неприятель.

В Лагодехи квартировал 15-ый Тифлисский гренадерский полк, и Млокосевич был определён в него штабным офицером в чине поручика.

Масштабные сражения на Лезгинской линии  в районе нынешнего Лагодехи были редкостью.  Если полк  и поднимали по тревоге, то главным образом  ночью, когда отдельные отряды горцев, пользуясь темнотой,  делали попытки пересечения кордона.

Летом с целью устрашения неприятеля командование предпринимало «профилактические» экспедиции вглубь дагестанской территории.  В нескольких экспедициях подобного рода принимал участие и Млокосевич, но, будучи убежденным противником человекоубийства,  всячески, вольно и невольно, выказывал свое отрицательное отношение к происходящему, что привело к неизбежному конфликту Млокосевича с

Русская казарма в Лагодехи (левое крыло). Построена ориент. около 1857 года. Из архива автора

сослуживцами.

Человек открытый и честный, Млокосевич  не может - и  не пытается - скрыть своего отвращения к войне, прямо  говорит об этом однополчанам, чем вызывает вначале недоумение, а со временем и открытую агрессию к себе.

«Сначала я участвовал неоднократно в экспедициях против горцев, - пишет он в автобиографии,  - новыя местности, до которых так трудно было добраться, крайне меня интересовали; на горцев я смотрел не только как на врага, а скорее как на любопытный, тоже принадлежащий к зоологии экземпляр: смотря на него, мне представлялось наше давно-прошедшее»(Л.Ф.Млокосевич, 1891).

Сослуживцы Млокосевича, суровые мужчины войны, для которых эта затянувшаяся борьба давно носила личный характер,  не в состоянии были уразуметь ни словесного пацифизма новичка, ни его попыток избежать участия в кровопролитиях. Полевые работы, пастьба полковых лошадей,  заготовка дров, охота ради потреб кухни –  ни от чего не отказывается молодой офицер, только бы не убивать других.

Не такой, как все, Млокосевич быстро становится объектом интриг и недоброжелательства.

Кубанские казаки - те же горцы, только украинского и русского происхождения

Но не одно лишь отношение Млокосевича к войне питает зародившуюся неприязнь. Были и другие факторы, мешавшие, на мой взгляд, стать Млокосевичу "своим среди своих".

В полку служат кубанские казаки, отчаянные и бесшабашные парни. В их головах  всё ещё живёт память о буйной Запорожской сечи, о том времени, как их отцы и деды рубились с заклятыми врагами-поляками. Сильные племя, крутые и своенравные, быстрые на расправу хлопцы были эти казаки. Когда Императрица  Екатерина Великая урезала запорожцам их безмежную вольницу, они погоревали-побуянили немного, а потом послали в Санкт-Петербург депутацию: "А дай-ка нам, Катерино, земли кубанские! ". Получили и земель новых площадью необъятною, и воли предостаточно.  Построили казацкую страну Черноморию, чьими  южными рубежами Россия  с горцами соприкасалась. Хранили казаки эти рубежи, как свои, потому что своими они для них и были. С жаром бросились осваивать новый край, но ни песен своих украинских, ни мовы (языка)  не забывали.

С  началом Кавказской войны кубанцы начали привлекаться к военным действиям  в разных точках края,  в том числе и в Лагодехи. Оказавшись на Кавказе, казаки не утратили ни своего горячего нрава, ни неприязни к историческим врагам.  «Паныч лях», поляк Млокосевич, априорно воспринимался ими как представитель вражеского племени, некогда терзавшего их «неньку -Украину».

Ровней казакам были и русские солдаты.  В то время в русском обществе за Кавказом укрепилась репутация «теплой Сибири», места много худшего  Сибири настоящей. На Кавказ   отправляли  солдат и офицеров из внутренних районов России, разжалованных за

Обмундирование служащих 15-го Тифлисского гренадёрского полка, квартировавшего в Лагодехах

разные проступки,  здесь находили прибежище способные к службе преступники, разного рода сорвиголовы и искавшие приключений авантюристы.

Способствовала взаимной нетерпимости и замкнутость казарменного общества. Лагодехское военное укрепление представляло собой крепость, а   «…жизнь в крепости  была для офицеров монотонная до омерзения, - писал в 1866 году автор повести «Крепости и станицы» Ив. Баранцев. - В таких маленьких обществах существовала разрозненность, доходящая до того, что каждый замыкался в самом себе, имел свой особый нравственный и умственный мир».

Некоторые  из поляков, сосланные на Кавказ за участие в восстании, оставались верны антироссийским убеждениям и при всяком удобном случае переходили  к врагу. У Шамиля они играли роль белых воротничков - обучали горцев разным военным наукам, были артиллеристами, картографами, инженерами и механиками. Создали даже оркестр, который при наступлении играл мазурку. Поэтому практически на каждом поляке лежал ярлык потенциального  дезертирства,   и    наш герой , как покажут дальнейшие события, тоже не избежал подобных подозрений.

Кроме того, офицеров из состоятельных семей, знавших французский язык, в Кавказской армии презрительно называли словом «бонжур», и Млокосевич, дворянин и знаток французского, не избежал, скорее всего, и этого уничижительного прозвища.

Полковые  строения  19 века в Лагодехи. Фото автора

Сын генерала, пацифист, поляк, «бонжур», тихий, мечтательный юноша -  против энергичных, пороховых  сослуживцев. Личность - против сообщества. Один – против всех.

Конфликт был неизбежен. Тем более,  в специфическом социуме  русского фронтира, когда постоянно витающая  в воздухе смерть обостряет до предела все чувства. Достаточно было малой искры, чтобы вспыхнул  конфликт, и он вспыхнул.

И мог бы разгореться до такого градуса, что сжёг бы, уничтожил человека, о котором я веду этот рассказ.

Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Сегодня уже не узнать имени того проницательного и мудрого  командира, который заметил природные наклонности Млокосевича и нашел им лучшее применение - поручил разбить полковой сад.  Возможно, им был «кривоглазый великан», полковник  Кононович, командовавший полком в Лагодехах   в 1855 году, то есть как раз в то время,  когда конфликт   достиг, должно быть, своего   апогея.

Это было чудо, это было спасение, - поручение командира полка. Безбожному Людвигу в тот момент подумалось , наверное, о существовании Бога. Сбывалась его старое-престарое желание, вспомнились детские садики, огородики и прудики…  Но это будут уже  не детские забавы, мечталось ему, а настоящий парк - с  диковинными деревьями, цветочными клумбами,  прудами и освещенными дорожками.

Энтузиазм Млокосевича был безграничен. Под парк  ему  выделили  землю в южной части Лагодеха и, высказав незначительные пожелания по устройству,  дали добро на начало работ.

Закладка Млокосевичем полкового парка в Лагодехах знаменовало  начало истории лесокультурных насаждений  в  Кахетии, писал в своё время Андрия Капанадзе, грузинский исследователь. Другими словами, Млокосевич был первым в истории Восточной Грузии человеком, заложившем парк.

Веллингтония, как и весь посаженный Млокосевичем полковой парк, не дожила до наших дней

Это был лучший во всей  Кавказской армии полковой парк.

На 50 гектарах  Людвиг Францевич собрал богатую  дендрологическую коллекцию. Особенно выделялась  группа хвойных, среди которых были американские таксодиум и веллингтония. В полковом саду росли также японский гинкго, лириодендрон, древнейшая из магнолий  Magnolia Julans,  Magnolia Grandiflora, Ephedra и  Taxus.  Для водяной растительности были устроены особые пруды, в декоративной части сада было много разного вида  лиан.

Парк  обустроился освещенными дорожками, красивыми клумбами, беседками и садовыми скамейками; вечерами, под музыку полкового оркестра, по нему прогуливались офицеры, дамы в нарядах, сшитых по последней столичной моде, местная благородная публика.

Лагодехи в то время был  уникальным  сочетанием русской слободской патриархальности и  русского военного духа, Млокосевич же своим парком добавил к этому букету ещё и шарм дворцовых садов Европы.

В 60-ых годах в России отменили рекрутскую повинность, в армии стала ощущаться нехватка рабочих рук и знающих специалистов, в результате чего парк  начал приходить в запустение. Млокосевич болезненно воспринимал неизбежную смерть  труда своих рук и  делал попытки вдохнуть в парк  вторую жизнь. В конце 90-ых годов 19 века он неоднократно поднимал вопрос об открытии на территории полкового парка, «этой бесценной памяти Тифлисского полка», сельскохозяйственной школы.

Открытие в Лагодехах учебного заведения пошло бы на пользу, по его мнению, как  поселянам, так и умирающему парку.  В настоящее время  от парка, пишет он,  не осталось и следа.

Он не знал в своём безмятежном 19 веке, что   парка, посаженного  и взращённого его руками, в веке двадцатом не станет вовсе.  Лагодехи, разрастаясь, в 30-годах прошлого века уничтожил, поглотил под свои нужды не  только парк, но и  кладбище  Тифлисского гренадерского полка. Несколько  искореженных временем гигантских лип да надгробные плиты, до сих пор находимые лагодехцами на приусадебных огородах,  напоминают о прежней славе местечка – полковом парке.

Слава, свалившаяся на голову Людвига Млокосевича,  всколыхнула угасшую было волну недоброжелательства. Сегодня, спустя полтора века, невозможно узнать, от какой конкретно людской несправедливости страдало так его сердце?  Кто был его неумолимым преследователем? И был ли он вообще?   Да и неважно, кто был тогда вожаком стаи, изгонявшей со своей территории ментального чужака.   Важно, что результатом этой травли явился крутой поворот в судьбе Людвига.

Бессильный перед подлостью и завистью,  он в 1861 году подает в отставку.  Душевная боль, полученная Млокосевичем, оказывается  настолько невыносимой, что, избавляясь от нее, он идет на  тяжёлый для себя шаг – отказывается от любимого детища, полкового парка, и покидает Лагодех.

В 1861 году Млокосевич отправляется в Персию "искать забвенья" и "лечить измученную людьми душу"

С отъездом из Лагодех  должна была, казалось, закончиться «кавказская эпопея» Млокосевича. Он мог  уехать в Варшаву, в Париж, в Санкт-Петербург…  Но нет, только не города! Там люди, там злоба, там зависть и разврат. Поэтому он едет «искать забвенья» и  «лечить измученную людьми душу» в пустынную Персию, где его ждет полное одиночество и встреча с незнакомой - и тем прекрасной -  природой.

Почти год скитается  по Персии бывший офицер гренадерского полка.  Собирает гербарии, изучает животных и растения, беседует с местными жителями, изучает их язык.  В своих странствиях доходит до далекого Белуджистана. Но разве могут сравниться выжженные солнцем холмы и пустыни Персии с девственностью и прохладой лагодехских лесов? С теплым, мягким солнцем, чистым воздухом, высокими горами и их заснеженными вершинами? И Млокосевич решает возвратиться обратно,  в урочище  Лагодехи. Обиды подзабылись, а душа, тоскующая по  образам лагодехской природы, настойчиво извлекает из памяти яркие картинки леса, гор, долины.

Из Персии он везёт с собой богатую коллекцию южной флоры, но до Лагодехи не добирается - его арестовывают на пароходе на русской границе. Произошло это в 1863 году, когда в Польше вспыхнуло восстание, а в Закатальском, соседнем с Лагодехами, округе в это же время восстали лезгины. Власти усмотрели в лезгинских волнениях «польский след» и подвергли арестам тех поляков, кто был замечен в дружеских отношениях с лезгинами. В число подозреваемых попал и Млокосевич, основанием для чего явился, как позже выяснилось, ложный донос.

Император Александр Второй внял просьбе сестры Млокосевича Елены Минорской и высочайше разрешил ему поселиться в Лагодехах

Весь ценный в научном отношении груз – гербарии, корни растений, семена, плоды - был конфискован, после чего коллекция бесследно исчезла.

Вслед за арестом последовала административная ссылка на 6 лет в Воронежскую губернию. В брошюре Джемала Хачидзе этот факт интерпретируется как доказательство участия Млокосевича в «борьбе с царским режимом за освобождение грузинского и польского  народов».  Сам Млокосевич, ни в чем не замешанный и очень далекий от идей свержения царизма, спустя 30 лет напишет об этом событии, как о «тяжёлых обстоятельствах жизни», которые вконец прояснились.

О пребывании Млокосевича  в ссылке с его же слов  известно лишь, что жил он там в тяжелых условиях, добывая на пропитание в основном охотою.   После досрочного (в 1867 году) окончания ссылки опальному поляку  было предписано вернуться в Варшаву, но в столице Польши  он так тосковал по Лагодеху, что его сестра графиня Елена Минорская, видя страдания брата,  обратилась  с  ходатайством к российскому Императору -позволить её брату вернуться в Лагодех.  Александр Второй, занимавший тогда  трон,  вошёл в положение и просьбу удовлетворил.

Вернулся  Млокосевич не один, привез с собой из Воронежа жену Анну, украинку, казачку из обедневшего дворянского рода.

Ехали повозкой.

Оставив позади большое каменное здание казармы и редкие домишки поселян, дорога нырнула в сплошную стену леса. Вскоре Анна услышала ревущий горный поток. Людвиг остановил повозку на его берегу и, неторопливо распрягая лошадей, ответил на немой вопрос жены: "Жить будем здесь".

Отныне Лагодехи станет для него второй родиной, землёй, любимой более той, на которой он родился. Здесь  он завершит свой земной путь и отсюда начнется его полет -  в историческое бессмертие. Его имя навсегда войдёт  в историю биологии как имя одного из  самых знаменитых охотников за растениями.

Фото:"Кубанские казаки" -с сайта yaplakal.com,    

остальные (кроме обозначенных в тексте) - с помощью Google                                                                          

                                                                    Продолжение следует

Просмотров: 4198

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: