Об авторе

Николай Кузьмич Верещагин (1908-2008)

Автор воспоминаний о Леониде Млокосевиче, сыне Людвига Францевича Млокосевича, - Николай Кузьмич Верещагин, известный советский и российский учёный, зоолог, палеонтолог, биолог-охотовед, специалист по мамонтологии, доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель наук РФ.

Я имел счастье быть знакомым с Николаем Кузьмичем.

В 1986 год я прочитал его книгу "Зоологические путешествия", где в главе, посвящённой Закатальскому заповеднику, он делился воспоминаниями о своём знакомстве и личных встречах в 1936 году с Леонидом Млокосевичем, работавшим тогда директором Закатальского заповедника. Самому Николаю Кузьмичу, молодому учёному, в то время было 28 лет, он только начинал свою научную деятельность в качестве научного сотрудника в Институте зоологии в Баку и был командирован в Закатальский заповедник для изучения дагестанского тура.  

На конец 80-х годов пришелся пик моих исследований жизни и деятельности Людвига Млокосевич, интересовали меня также члены его многочисленной семьи, и я, конечно, не мог упустить редкой возможности получить сведения о Леониде Млокосевие от человека, лично знавшего его. Написал письмо, у нас завязалась переписка, длившаяся более полугода, тематика её вскоре расширилась, начавшись с Леонида Людвиговича, она перешла к разным другим темам и, в частности,  к проблеме спасения резко сокращавшейся популяции дагестанского тура в Лагодехском заповеднике. 

До сих пор удивляюсь Николаю Кузьмичу, его приветливости, интеллигентности, терпению и отзывчивости, с каким терпением он, крупный деятель науки, светило в области мировой мамонтологии,  в возрасте, весьма зрелом (79 лет), будучи чрезвычайно занятым, находил время на переписку со мной, вникал в не дававшие  мне покоя вопросы спасения лагодехской природы, в мои идеи, давал советы, а где нужно, подвергал эти идеи жёсткой критике, извиняясь при этом, чтобы не обилеть меня.

Я вернусь к этому замечательному человеку, расскажу о нашей переписке, частично опубликую её, -  в память о Николае Кузьмиче, как материал к портрету его личности. 

Воспоминаний Н. К. Верещагина о Леониде Млокосевиче как таковых не существует. В упомянутой выше книге «Зоологические путешествия» есть глава «Семь дней в Закатальском заповеднике» (стр. 27-54), в которой Верещагин рассказывает о знакомствах с различными людьми, работавшими тогда в заповеднике, но больше всего, естественно, пишет о его директоре, Леониде Людвиговиче. Я выбрал все фрагменты текста, где звучит имя Млокосевича, и объединил их в настоящей статье. Чтобы придать повествованию последовательность, пересказал своими словами опущенные части текста. Они,  как и мои комментарии, выделеныжирным шрифтом.  

Оригинальный текст взят в кавычки и выделен курсивом. 

                                                                Пётр Згонников, ведущий сайта

                                 Леонид Млокосевич  в воспоминаниях Н.К. Верещаги

                         (по книге  Н. К. Верещагина «Зоологические путешествия», 1986)    

Закаталы

"В конце июня 1936 года, перелетев из Евлаха на У-2 через низкую гряду пустынных предгорий – боздагов – я очутился в Закаталах, маленьком городке у самого подножья Большого хребта.

Под сенью зелени старых платанов, айлантов, грецких орехов и каштанов краснели двускатные черепичные крыши, по краям выложенных булыжником улиц журчали ручейки прозрачной воды. В широких, но тёмных растворах виднелись склонённые фигуры шорников, кузнецов, лудильщиков и конторских служащих. Городок славился фруктами, орехами и каштанами, но сейчас для этих плодов земных было ещё рано.

Директора заповедника я разыскал на верхней окраине городка в прочном каменном домике с садом у стены городской крепости.Это был ширококостный, жилистый мужчина лет шестидесяти, с седой подстриженной овальной бородкой и с внимательным, но чем-то озабоченным взглядом из-под косматых бровей. Звали его Леонид Людвигович Млокосевич.  Он, как оказалось, был сыном того самого знаменитого кавказского лесничего и коллектора, в честь которого названы кавказский тетерев и около семидесяти видов менее приметных кавказских животных. Директор обещал вызвать в этот же день объездчиков из смежного предгорного селения Тарих, а пока предложил помыться и отдохнуть. Сидя в тени орехового дерева за чашкой душистого чая, я торопился выяснить наиболее интересный маршрут, на котором можно было бы увидеть побольше разного зверя. Леонид Людвигович отвечал не торопясь, с полным знанием дела. Он принёс бланковую карточку заповедника и показал расположение основных троп, искусственных солонцов и природных минеральных источников. На первых порах он советовал побывать в урочище Кала и, если удастся, у серных источников в глубине ущелья Катехчая. Верхом на лошади, по его словам, можно было добраться только до Калы. Узнав, что я не бывал в больших горах, директор вкратце познакомил меня с правилами горных походов и даже подарил пару лезгинских «кошек», т. е. длинных железных шипов, надевающихся при помощи ремней под подошву башмаков и совершенно необходимых на крутых травяных склонах и на каменных осыпях.

Вскоре во дворик зашёл старший объездчик Магома Мехтиев, усатый, в национальном костюме лезгин с большим кинжалом в серебряной оправе на левом бедре и с тяжёлым шестизарядным смит-вессоном в мягкой кожаной кобуре на правом. После краткого знакомства с Магомой выяснилось, что с револьвером он не расстаётся даже во сне и в двух критических положениях это оружие явно спасло ему жизнь. Директор велел ему прислать на утро следующего дня двух младших объездчиков и приготовить лошадь для меня".

Путешествовать в сопровождении двух объездчиков было одним из жёстких условий, поставленных Верещагину профессором  В. С. Алпатьевским, ведавшим делами академических заповедников в Баку. Чрезвычайно разумное условие. В Закатальском заповеднике  очень крутые склоны, обрывы и осыпи, по иным местам  не пройдёт и зверь, а человек рискует, оступившись на узкой тропе, сорваться в пропасть. Верещагину - 28 лет, он молод и самонадеян,  верит в свои силы и в удачу, хочет испытать себя - и пренебрегает предупреждением профессора Алпатьевского.

Уже на следующий день  после приезда в Закаталы он берёт с собой  двух объездчиков,  лезгин Ахмета и Курбана, и они, тправившись по тропе Шамиля, ведущей в центральный  Дагестан, к крепости Гуниб, к вечеру достигли вершины урочища Кала. Разбили палатку, переночевали, а утром Верещагин отправил Ахмета и Курбана обратно в Закаталы, а сам, взяв самое необходимое, направился в глубь заповедника.

"Взяты телескоп 15-кратного увеличения, «ФЭД», барометр-высотомер, походный котелок, толстый шерстяной свитер и лёгкий бумажный плащ для ночёвок, 10 железных давилок-капканчиков для ловли землероек и грызунов, запас пробирок и баночек со спиртом и формалином, бутылки для проб воды источников, сухари и консервы. В результате рюкзак оказался так тяжёл, что я, печально погладив матовую сталь маузера, отдаю его Курбану. В заповеднике стрелять нельзя, и винтовка составит только лишний груз. Моим оружием будут теперь лишь широкий охотничий нож у пояса да длинная ореховая палка – полезная на склонах «третья нога», как поучал Млокосевич".

Обращаю внимание читателей на выражение Верещагина «как поучал Млокосевич». Забегая вперёд, скажу, что было ещё и второе «поучение» от   Млокосевича, и, не вспомни Верещагин о нём в нужный момент, его поездка в Закатальский заповедник могла бы завершиться трагически. 

Леонид Млокосевич, 1936 год. Фото Н.К. Верещагина

Расставшись с объездчиками, Верещагин весь день провёл в наблюдениях, передвигаясь с одного места на другое.  Под вечер начал спуск на днище ущелья, чтобы взглянуть на прибежище козлих с молодняком и внезапно обнаружил, что попал «в дикие кручи рваного склона, в хаос чудовищных обрывов» с голыми, ползучими осыпями, ступив на которые, можно было легко соскользнуть на дно ущелья". Впереди, в пяти-шести шагах от Верещагина  простиралась бездна. Вернуться назад было невозможно, двигаться вперёд – тоже, положение казалось безвыходным, пока Верещагин не увидел пасущихся внизу козлов. Вспомнились, оказавшиекся спасительными,  слова Леонида Людвиговича " где проходит козёл, там пройдёт и человек, если ему хватит смелости". Преодолевая страх, Верещагин ступил на узкую тропу. 

 "... только одна набитая к озлиная тропка, посыпанная свежим помётом. Иного пути нет, наверх мне уже не подняться, а тропка шириною всего в четверть метра проходит по карнизу длиной полтора десятка шагов над обрывом в бездну...  Когда я прошёл по ней на боковой гребень и увидел дальше лёгкий спуск к источникам, то отчётливо понял, что выбрался в бессмертие. Там внизу, в тени скал у убежища приветливо вьётся лёгкий дымок и виднеются фигуры Курбана и Млокосевича. Белый овал бороды Леонида Людвиговича подействовал как чудесный душевный бальзам. Усталость внезапно исчезла. Хотелось прыгать, свистеть. Свободным размашистым шагом и большими прыжками со скалы на скалу спускаюсь вниз к друзьям. О камни весело звенят уцелевшие, оставшиеся в подошвах железные шипы.

За ужином у огонька неторопливо рассказываю о своих приключениях. Млокосевич слегка подтрунивает над моими неудачами, удивляясь непредвиденной промежуточной ночёвке в ущелье, а Курбан сочувственно цокает и чмокает, облегчённо вздыхая и отчётливо понимая, что он мог бы и не встретить более в этом мире неопытного горожанина".

На следующее утро Млокосевич угостил Верещагина завтраком и предложил  совместно подняться на хребет Халахель. Вышли. Молодой Верещагин едва успевает за шестидесятилетним Млокосевичем.

«Он (Леонид Млокосевич – П.Т.) размеренно как-то незаметно легко поднимается по крутизне через живописные лужайки и чащу леса. Пытаясь не отставать, я быстро взмокаю, как загнанная лошадь.

Выше опушки леса на пышном зелёном лугу из-под наших ног вспархивает тетёрка и бежит шагах в пятнадцати, волоча правое крыло. Поразительные контрасты: на Кале, северо-западном склоне, её родня занимается брачными играми, а эта уже отводит врагов от цыплят! Оглядываясь на левый склон – Рычугский хребет, мы рассматриваем обрывы, по которым я так беспечно лазал вчера. Там на откосах и вертикальных стенках высотой 600-700 метров вновь с содроганием вижу пятна свежих обвалов. Укоризненно покачивая головой, Млокосевич рассказывает о том, как он, Курбан и Ахмет в прошлом году тоже спускались с Ручуга в ущелье Катехчая и, попав в тяжёлое место, выбрались живыми только потому, что полезли по свежему следу пары медведей. Совершенно измученные, они заночевали у дна ущелья на правом берегу речки и всю ночь не сомкнули глаз из-за грома и искр гигантских обвалов, сносивших гектары леса левого склона.

Вскоре мы расстаёмся. Мой чудесный проводник свернул отсюда на юг, направляясь домой в Закаталы, а я поднимаюсь выше, решив посетить и соседнее ущелье.

Хребет скоро кончается крутым спуском, а дальнейший ход, по рассказам директора, возможен только через правый приток Катехчая – Килисачай, у развалин старой грузинской церкви – «килисы».

(Развалины грузинской церкви на территории Азербайджана  отсылают нас в историю региона, когда вся заалазанская территория от Лагодехи до азербайджанского города Нуха (около 100 километров), входила в в состав пограничного с Кахетией средневекового государства (царства) Эрети; в начале 11 века оно было присоединено к Кахетии; к этому времени, очевидно, и относится появление здесь грузинской церкви).

Осенью и зимой того же 1936 года Верещагин снова приехал в Закаталах. Леонид по-прежнему возглавлял заповедник. В этот приезд  Верещагин познакомился с Михаилом Ивкиным, работавшим наблюдателем на всокогорной метеостанции Алибек, входившей в структуру Закатальского заповедника. Фамилия Ивкиных была  хорошо известна в Лагодехи начала 20-го века, когда один из Ивкиных, а их был двое, работал управляющим (по другим сведениям, начальником команды егерей и  объездчиков) у уральского миллионера Елима Демидова, арендовавшего Лагодехское ущелье. 

«Было необходимо поохотиться в смежных с заповедником угодьях, добыть в коллекцию несколько скелетов и шкур козлов-туров, сделать промеры и снова пробраться в Катехское ущелье к серным источникам. Первую часть задуманного удалось с успехом осуществить на перевалах Дагестан у озера Халахи совместно с одним из закатальских могикан М. Г. Ивкиным".

Верещагин называет Ивкина «одним из закатальских могикан", имея в виду, вероятно, то, что Ивкин начал работать в заповеднике с первых же дней его основания. Предполагаю, что Леонид Млокосевич, получив назначение в Закаталы и хорошо знакомый по Лагодехи с Ивкиным, предложил ему работу у себя,  в Закальском заповеднике.

"Михаил Георгиевич работал тогда наблюдателем на высокогорной метеостанции Алибек, расположенной у верхней опушки леса на высоте 1850 м над Закаталами. Он периодически появлялся в городке за продуктами летом и зимой. Для меня Алибек стал хорошей промежуточной базой. В молодости М.Г. Ивкин служил начальником егерской стражи у Демидова – Сан-Донато.  Обычно он сопровождал на охоте иностранных гостей нашего князя. Телескопическая труба Росса, которой пользовался я, была подарена М.Г. Ивкину охотником-спортсменом лордом Лительделем, приезжавшим на Кавказ перед первой мировой войной.

В свои шестьдесят лет Михаил Георгиевич сохранил бодрость, силу и был способен, как и в молодости, попасть пулей в летящую ласточку. Мы пришлись друг другу по сердцу, - подружились, и своим дальнейшим опытом в горных походах я в одинаковой степени обязан обоим могиканам Закатал – Ивкину и Млокосевичу.

В гольцах у высокогорного озера Халахи в те годы было охотничье эльдорадо. Россыпи скал из тёмного метаморфизованного песчаника и сланца окаймляют там величественный амфитеатр, открывающийся на север в центральный Дагестан. Живописные плотные зелёные лужайки зиббальдии (лапчатки) близ кристально чистых ручейков, журчащих меж камней, были излюбленным местом сверхкрупных туров. Из 8-миллиметрового маузера я в первый же вечер уложил на большой дистанции двух 12-летних козлов, каждый по 92 кг весом. В другой раз М.Г. Ивкин на моих глазах уложил дуплетом двух галопирующих пятилетних козлов, стреляя из штуцера 20-го калибра на расстоянии 150-200 шагов. Нам пришлось потом долго трудиться над промерами туш, их внутренних органов и вытаскивать разделанные части в рюкзаках на перевал, под которым паслась наша стреноженная лошадёнка. Хорошо помогал на высоте 3500 м лишь чистый горный воздух.

Закончив охоту с М.Г. Ивкиным, в начале октября 1936 г., я решил побывать ещё раз у серных источников, чтобы наблюдать переломный сезон жизни козлов. Более или менее доверяя теперь моим горным навыкам, Л.Л. Млокосевич опять отпустил меня одного".

Леонид Млокосевич

Верещагин пошёл в горы в одиночку, увлёкся и не заметил, как подкрались сумерки.  Начал спуск, видел далеко внизу, километрах в двенадцати,  огни Закатал, понял, что доберётся туда лишь ночью и будет тогда вынужден будить Леонида Людвиговича. Посчитал это неудобным и решил  спускаться не в Закаталы, а в селение  Тарих, что поближе, и где жил объездчик  Курбан. Надеялся "отогреться у него, напившись чаю с превосходным мёдом и фруктами, и переночевать, а утром направиться в Закаталы». На горе Кала, откуда он начал спуск, сыпала снежная крупа, ниже шёл холодный дождь, переходящий в ливень.  Моментально стемнело,  и Верщагин потерял тропу на Тарих. От дождя он замерз, у него развалились ботинки,  размокли спички и свеча. На крутом склоне он свалился и начал сползать вниз, минут через пятнадцать зацепился за что-то, пополз дальше  ощупью. В два часа ночи снова свалился со склона. Цеплясь за крошащиеся мокрые камни и колючие плети ежевики, с трудом выбрался на вершину склона и облегченно вздохнул - далеко внизу светились огнями Закаталы. Утром, израненный, измученный, голодный и  оборванный добрался до дома Млокосевича.

«В семь утра после суточного перехода и непрерывной холодной ванны горемычный путник рассказывал директору заповедника о своих новых злоключениях. Леонид Людвигович явно не одобрял такого отчаянного ночного скитания и с укоризной качал головой. «Я бы, - говорил он, - попытался примоститься у какого-нибудь пня и разжечь костерок…». Млокосевич заботливо уложил меня в постель, и часа три крепкого сна почти полностью восстановили прежнюю бодрость и силы.

С Л.Л. Млокосевичем, как и с М.Г. Ивкиным, мы основательно подружились и в ту осень и зиму удачно охотились на косуль и кабанов у Алибека и Закатал. Обсуждая план будущей монографии по дагестанскому туру, мы вместе намечали сроки, способы и маршруты зимних экскурсий.  Я даже завёз из Ленинграда две пары плетёных канадских лыж. На них мы рассчитывали пробраться в декабре-январе 1937-38 г. в глубь заповедника, чтобы проследить повадки козлов во время гона».

Осенью 1937 года Верещагин приехал в Закаталы вновь, привёз с собой две пары плетёных финских лыж, для Леонида и себя, собирались подниматься в горы по снегу, чтобы изуать поведение дагестанского тура в условиях зимы. Но сбыться планам было не суждено : «Осенью 1937 года, - пишет Верещагин, -  мне уже не довелось застать в Закаталах прежнего директора». 

Этими словами заканчиваются воспоминания Верещагина.  Об аресте Леонида, его причинах и обстоятельствах Николай Кузьмич пишет очень скупо: просто констатация - "не довелось застать". И это понятно, об арестах НКВД сотрудникам и приезжим молодым диссертантам не отчитывался. И семье - не отчитывался. Никто из сотрудников заповедника ничего не знал.  Просто утром одного дня их директор не вышел на работу, а потом появился новый человек и объявил, что отныне директором будет он. Никто не знал, но все догадывались.  По Стране тяжёлым катком катил большой террор, брали всех подряд – учёных, врачей, писателей, инженеров, государственных и партийных деятелей, истребляли интеллектуальную и управленческую элиту общества, - почему бы не взять директора заповедника? 

Я попытался выяснить обстоятельства, при которых был арестован Леонид Млокосевич. Написал письмо Николаю Кузьмичу, отправил его в Ленинград, в издательство, где вышла его книга, с просьбой передать автору.  "Что Вы знаете об аресте Леонида Млокосевича?" - спрашивал я Николая Кузьмича. Был уверен, что не знает ничего, и всё же написал...

Николай Кузьмич ответил, он, действительно, почти ничего не знал, но некоторые детали всё же сообщил. Сопоставив их с рассказом Нины Тулашвили, племянницы Леонида Млокосевича,  я смог более-менее ясно представить, какие обвинения могли быть  выдвинуты Леониду Людвиговичу. 

Но это, как говорят, другая история, о которой я расскажу в следующей публикации.

-----------------------

Печатается по изданию: Верещагин Н. К. Зоологические путешествия. - Л.: Наука, 1986. — 202 с.

Фото: из архива Н. К. Верещагина (?) 

Просмотров: 672

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: