Книга Василия Сидорова "По России. Кавказ. Путевые заметки и впечатления"

В 1897 году в Санкт-Петербурге вышла книга Василия Михайловича Сидорова "По России. Путевые заметки и впечатления". Её автор -  выходец из семьи сибирских золотопромышленников, ботаник, писатель, драматург, поэт и путешественник.

Книга состоит из двух томов, во втором томе, посвящённом путешествию по Кавказу, автор рассказывает о посещении разных мест Кавказского края, включая кахетинские города Телав и Сигнах и населённые пункты т.н. Заалазанья, редкой по природным достоинствам области, тянущейся  длинной полосой между Главным Кавказским хребтом и рекой Алазани.

Главу "В долине Алазани" я разделил на две части, первая часть, недавно опубликованная, рассказывала о  посещении автором Телава, Сигнаха, слободы Михайловской и Лагодех. 

Настоящая публикация (Часть 2), является продолжением первой части и повествует о впечатлениях автора от знакомства с Белоканами, Катехом, Закаталами и Кахом, входившими тогда в Закатальский округ Российской империи.

                                                                                             Пётр Згонников, автор сайта

                                                                                                                                                                                     Василий Сидоров. В долине Алазани. Часть 2. Белоканы, Катехи, Закаталы, Ках

Василий Сидоров (1843-1903, ботаник, писатель, драматург, поэт и путешественник

Мы летели по прекрасному шоссе, в тени орехов и тута. В некоторых местах толпы девушек собирали белые созревшие ягоды тута. Стоило вознице остановиться и подозвать их, как вся эта орава пёстро наряженных, полуобнажённых девушек-лезгинок налетела на нас, предлагая ягоды. Мы вылезли из телеги, уселись в прохладную и душистую тень орехов и принялись за сочные ягоды с их несколько пресным вкусом, но приятными в жару. Когда мы отъезжали, я бросил девушкам мелких денег, и страшный вой, драка и бесформенная куча барахтающихся среди дороги тел осталась за нами.

Дивные зелёные горы с их сменой окраски, ущельями, лощинами, шпилями и снежными вершинами в глубине долин, проплывали мимо. Аромат шиповника, марены и листьев орешин нежили меня. Повсюду в ручьях, в болотах торчали чёрные спины буйволов и их неподвижные выпуклые глаза. Буйволы – эти бегемоты Кавказа, наслаждаются всякой лужей, всякой канавой и проводят долгие часы в каком-то оцепенении, заползши в воду.  Мы въехали в татарскую деревню, сплошь затонувшую в садах, прелестно лежащую среди очаровательной местности, которая сразу унесла меня воспоминаниями в Италию.

Это было село Белоканы, одно из богатейших и прекраснейших сёл Кавказа, всё засаженное тутом, так как всё население занимается здесь шелководством. В каждом садике, в каждом дворе в тени орешин и каркасов сидели группы женщин и мотали шёлк, вышивали, ткали, а мужчины, лениво усевшись на

коврики, курили кальян. Эти картинки, залитые полдневным зноем, с резкими тенями, полны лени и покоя, были удивительно характерны и красивы. Мы въехали на станцию, на дворе которой раскинул свои ветви такой гигантский орех, каких я никогда не видел нигде в Европе. Половина двора была скрыта от солнца его тенью. Хозяин станции, черноглазый лезгин, кормил тутовыми листьями больших бело-серых гусениц шелкопрядов, которым на станции была отведена отдельная каморка.

Это село было разбойничьим гнездом, населённое джаро-белоканскими лезгинами-разбойниками (в Белоканах проживали преимущественно аварцы; лезгинами в то время литературе, не вникая в этнические различия, называли  горцев Дагестана – П.З.), от которых не было ни прохода, ни проезда и которые держали в трепете и в страхе все окрестности. 

На двор вывели пару таких бешеных лошадей, что я в недоумении обратился к хозяину.

-  Нельзя иначе, - сказал он, - только такие лошади вывезут из Белокани, вода очень сильная. Сегодня утром почта еле проехала.

Лошадей всё время держали, пока их закладывали и пока я садился. Когда их отпустили, они, как буря, выскочили в ворота и полетели по улице Белокан. Домики, садики, заросли дикого ореха мелькали мимо, и вот мы подъехали к Белоканскому потоку чуть не в версту шириной, загромождённому сплошь камнями. Мы скакали по камням, где весной текла вода, рёв и грохот раздавался всё сильнее и сильнее. У меня болела и спина, и голова от этой страшной тряски. Мы миновали несколько рукавов, но ужас перед главной пучиной заставлял забывать всякую боль. Когда мы подъехали к этому бешеному потоку, когда я увидел эти серо-чёрные мутные хляби, сердце упало во мне. Даже лошади остановились и задрожали, но ямщик стал бить их немилосердно. Не помню, как нас пронесло сквозь эту адскую пучину, но помню, я дал себе слово вторично сюда не заезжать. С каким наслаждением вдыхал я опять аромат лугов и любовался такой удивительной красотой местности, за лицезрение которой можно было вынести все неприятности и опасности пути.

                                                              Катехи

Мы остановились в селе Катехи, расположенном на берегу потока Катехи. На всех станциях нас расспрашивали, как мы проехали, и нам, в свою очередь, сообщали, что нас ждёт впереди. И всю дорогу я только и слышал, что все реки и потоки ничто перед стремниной Курмука, самой бешеной и ужасной реки Кавказа. Поток Катехи был ужасен, он спускался семью рукавами, наполнив промежутки каменными грядами, принесенными им с гор и из дальних ущелий; два рукава были незначительны, все пять остальных были ужасны, но третий был самый ужасный и равнялся, если не превосходил, Белоканский поток. Грохот, вой, рёв, треск, какой- то хаос камней и воды, какой- то ад. По берегам его стояли чапары, пастухи с длинными верёвками, чтобы в случае несчастья оказать помощь.  

 Никогда не забуду этих минут. Мы вверглись в эту пучину. Вихрь, вой, грохот, я сразу оглох, но и сразу понял, что дело неладно. Поток волочил нас вниз и лошади не в силах были справиться с дикой пучиной. Кучер кричал, надрываясь, колотил лошадей что было сил, телега летела с камня на камень, трещала, готова была перевернуться, пастухи на берегу кричали, что было мочи, и я чувствовал, что волосы у меня встали дыбом, что творится что- то ужасное, безумное, роковое. Не знаю как, но мы выскочили из этой стремнины.

« Господи, что же такое Курмук, - думал я, - если эти реки и потоки считаются проходимыми». 

 Мы ехали все время по ореховой аллее вдоль очаровательных гор, местами украшенных живописными развалинами.

                                                                  Закаталы

Мы повернули в боковую долину, в глубине которой показалась крепость с белой колоколенкой церкви. Мы въехали в ворота крепости Закатал.  Весь городок разместился в нескольких улицах в стенах крепости, выстроенной здесь, чтобы оберегать проход на Гудурский перевал через главный хребет. В 1803 году генерал Гуляков, разгромивши Белоканы за их хищнические набеги, взял Джары, а в следующем году, явившись для обуздания непокорных горцев, пал под Закаталами. Около церкви в крепости ему поставлен памятник.

Три параллельные улицы, обрамлённые маленькими домиками с галерейками и балконами, выходят на главную площадь с собором, военным собранием и фонтаном посередине, окружённом группой густых лип. Здесь на площади растут три гиганта-платана, поражающие и своей мощью, и своим ростом. Восхитительны виды с крепостных стен на горы, на снежные зубья их, на прелестную таинственную долину и ущелье, по которому грохочет с гор страшная Тала. Я тщетно искал во всём городе еды и должен был удовольствоваться сыром, сельдереем, луком, эстрагоном и вином, а когда я раздобыл себе шашлык, то совсем стал счастлив и доволен.

Из Закатал я решил двинуться на рассвете, тем более, что теперь не пускали через реку Талу. В течение дня в горах тают снега и к вечеру все реки вздуваются, зато за ночь, когда на вершинах гор делается холодно, снега перестают таять, уровень рек уменьшается и бывает возможность перебраться сквозь пучины потоков. В три часа ночи я поднялся, отвратительно проспавши ночь на деревянной скамейке, изгрызенной всевозможными паразитами, и стал просить лошадей. 

Действительно, бешеная Тала значительно стала меньше, и мы переехали её без всяких приключений, немного ниже того места, где был каменный мост, который она снесла, как щепку. Что за очаровательное было утро, что за виды, что за впечатления! Я бесконечно наслаждался этой поездкой, любуясь розоватыми снегами в горах, массами хребтов и аллей орешин, которые верно сопутствовали нам от самых Лагодех.  Мы перебрались через два Бухарских потока с совсем чёрной от грязи водой, оставили за собой с десяток горных ручьёв и речек, которые в засуху совсем пересыхают. Мимо мелькали татарские деревеньки, рисовые поля, сплошь изрезанные оросительными каналами, татарки в их красном одеянии, с большими серебряными кувшинами на плечах, идущие за водой; ловкие и стройные всадники-лезгины. Восхитительная панорама гор с её лощинами играла удивительными цветами, освещённая восходящим солнцем. Мы переезжали бесчисленные потоки и их высохшие ложа, порой чуть ли не в версту шириной. На станции Гиллюк я поражён был двумя гигантскими платанами просто неописуемой величины, которые владычествовали над всем селом.

Маленький, пёстрый по населению городок Какх остался тоже за нами. Его пёстрый базар, полный шума и суеты, походил на международный рынок. Тут были и лезгины с их войлочными шапками, и черноглазые армяне, и пёстро одетые татары, и стройные грузины. Я знал, что сейчас же за Какхом стремится ужасный Курмук, и не без волнения ожидал его. Мне переменили лошадей.

-  Ну что, - спросил я хозяина, - безопасен переезд через Курмук?

- Ничего, сегодня двое переехало, авось ничего не случится, а шибко вода идёт, ведь полторы версты шириной. А ты куда едешь? В Амандара? На тёплые воды?

- Какие тёплые воды?

- А вёрст 11 по Курмуку, в горах, в селе Елису горячие воды. Много народу бывает. Все приезжают. Вода, как в Тифлисе.

- Нет, - ответил я, - я спешу в Нуху.

Елисуйские серно-щелочные воды с температурой от 38 до 42 градусов по Цельсию, находятся в прелестном ущелье Аман-дара и собирают ежегодно тысячи посетителей. Через это Елисуйское ущелье идёт самая короткая дорога на Дагестан и к Тереку, и во время владычества кахетинских царей здесь царило большое оживление.

Фото 1. Река Курмух-чай в засуху

Фото 2. Лагодехская река Шромихеви в непогоду

Сейчас же за селением открылся Курмук. Это целая пустыня камней и валунов, набросанных беспорядочными кучами и гребнями. Телеграфные столбы в виде пирамид, составленные каждый из нескольких, расставлены в каменном ложе потока на высоких, сложенных из громадных камней, островах. Долго мы тряслись по камням, долго меня бросало во все стороны, и я чувствовал, как во мне сотрясались мозги, когда мы переезжали ямы и рытвины. Впереди я слышал рёв. Какой-то полуодетый старик-нищий умолял меня взять его с собой в телегу, что-то бормоча по-туземному. Конечно, я взял его, и он примостился у моих ног.

Страшный, совсем чёрный Курмук*, бешено летел по камням, вскидывая гребни и тучи брызг... лошади выскочили, телега зашуршала и загрохотала снова по камням.  Курмук остался сзади.

Громадное пространство, густо засаженное тутовыми деревьями, сквозь которые не могло проникнуть солнце, образовало оазис для отдыха караванов, арб и повозок, которые не могли переправиться через страшную реку и должны были подолгу дожидаться падения воды. В стороне за Курмуком на высоком утёсе живописно уселась церковь св. Сергия. Дивная панорама гор поднялась целым амфитеатром и убежала под снежные вершины. Вскоре дорога отбежала от гор и спустилась несколько ниже. Бесчисленные потоки испортили её, образовали ужасающие ямы и промоины, а местами стремнины прорыли глубокие овраги, куда рушились грохоча потоки. Особенно трудно было справиться с потоком Чинь, который стремительно нёсся по дороге нам навстречу, волоча камни и пни. До станции Новый Геннюк (сегодня - Ашагы Гейнюк – П. З.) я добрался порядком утомлённый. До Нухи оставалось 18,4 версты, и я решился не отдыхая добраться до неё и уже распорядился закладывать лошадей, но приехали навстречу купцы из Нухи и рассказали такие ужасы про потоки, что я остался в Новом Геннюке до рассвета, чтобы с утра приехать в Нуху и осмотреть со свежими силами эту столицу старинного ханства.

Тихий вечер спустился на луга и горы, и всё затонуло в мягком сумраке и в небе стали загораться звёзды. Я сидел на ступеньках лестницы станции и смотрел на подходящую ночь. В этой тишине, когда выплыла луна и засверкали звезды, обозначив резко все тени, когда засверкали отдалённые снега, как серебряные покровы, над всей окрестностью стоял грохот воды. Казалось, что отовсюду идёт вода, что сейчас нахлынут страшные мутные волны Курмука и Белоканского потока и смоют и эту станцию, и этот маленький садик, полный орешин и инжира, и унесут с собой в бешеном водопаде туда далеко в Алазань, а затем в Иору, в Куру и в Каспийское море.

-----------------------------------------------------------------------------------------

* Страшный, совсем чёрный Курмук, бешено летел по камням, вскидывая гребни и тучи брызг...

По размещённым в статье фотографиям 1 (река Курмух) и 2 (лагодехская речка Шромисхеви) можно судить, как выглядят заалазанские реки в отсутствие дождей и после них, если последние идут 2-3 дня подряд. Летом, в зной, и зимой, когда снег в горах скован морозами,  Курмух, Шромисхеви, Лагодехисхеви и подобные им речки, коих в Заалазанье множество, превращаются в мелкие и неширокие речушки, а то и вовсе пересыхают.  Их и реками назвать трудно, и если Алазани никто из местных русских никогда не назовёт речкой, то лагодехские только так и называют - речками.  На фото 2 (автор Мака Заварзина) сель на Шромисхеви, случившийся в августе 2015 года; летом эта речка часто пересыхает, не доходя до моста, соединяющего между собой Лагодехи и село Шрома.

Автор пересёк Курмух на извозчике, сель же не пересечь и на тяжёлом автомобиле. Можно думать, что Курмух и другие реки, которые пересекал автор ( см. Часть 1) были не так страшны, как их описывает путешественник, возможно, по колено или чуть выше и несли они совсем небольшие камни, иначе лошади, в первые же секунды повредив ноги, не смогли бы дальше двигаться 

Печатается по изданию: Сидоров Василий. По России. Путевые заметки и впечатления. Том 2. Кавказ. – СПб: Типография М. Акинфеева и И. Леонтьева. – 683 с.

Просмотров: 784

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: