"Гои, гори, моя звезда..."

Прошу прощения у моих читателей за задержку с ответом. Я очень рад обилию отзывов. Попробую ответить на проблемы, поднятые авторами комментариев.

Прежде всего я настоятельно прошу Петра Тимофеевича не убирать отрицательных комментариев Владимира. Он имеет на них полное право, даже если он и употребляет слово "бред". Ведь он написал свой отзыв искренне -- так, как он думает и чувствует. Я, например, считаю бредом большинство произведений Нобелевского лауреата Фолкнера, а также знаменитый роман Джойса "Улисс". Почему же Владимир не должен иметь такого же права? Лев Толстой считал Шекспира плохим писателем, а Достоевский абсолютно не выносил Тургенева. И эти примеры не единичны.

Я не зря упомянул слово "искренность". Я пишу только о том, что меня искренне волнует -- в надежде, что это взволнует сердца моих читателей. Я никогда, во всех своих 29 рассказах, вошедших в два изданных сборника, не написал и строчки о том, к чему я равнодушен. Это относится и к проблеме самоубийства талантливых, -- а иногда даже гениальных! -- литераторов. Помните, как у меня написано? "Не старые, больные, нищие и безвестные, а знаменитые, гениальные, богатые и молодые перерезают себе горло бритвой, топятся в реке, травят себя газом, морят себя голодом, стреляют себе в висок, и в сердце, и в рот..."

А началось всё с мемориальной доски на улице Басанавичюс в Вильнюсе, на которой было высечено (цитирую по памяти): "В этом доме родился и жил известный французский писатель и дипломат Ромен Гари." Я прочитал эту надпись, пошёл в библиотеку, взял сборник его талантливейших романов -- и вдруг узнал, что этот писатель (единственный в истории французской литературы, получивший две премии братьев Гонкуров!), храбрый офицер, награждённый орденом Почётного Легиона, и посол Франции в Южной Америке...-- покончил жизнь самоубийством! Почему!? Отчего!? Вот тут и таится ответ на недоумение Эли из Белгорода: "К тому же друг предложил помощь, оставалось сделать последнее усилие, а она сломалась... Это мне непонятно, как человеку." А не понятно Вам потому, что это самоубийство кажется в высшей степени нелогичным. Но поймите! -- самоубийство это наиболее нелогичный поступок изо всех, доступных человеку! Ведь первая заповедь Природы -- сохранить жизнь любой ценой, а человек отнимает её у себя. Вот поэтому я и сделал конец рассказа "нелогичным" (или, как пишет наш Ведущий, "скомканным"). Я легко мог поставить Таню в абсолютно безвыходное положение -- и тогда её самоубийство выглядело бы "логичным", но я не стал этого делать, ибо большинство реальных писательских самоубийств -- вот такие же не объяснимые обыкновенной житейской логикой. Как справедливо пишет наш Ведущий: "...мы - другие, у нас броня толще, мы чувствуем и переживаем не так, как творцы. Приходится верить - душевная организация у талантов так тонка, что то, мимо чего мы проходим, не заметив, у них вызывает острую боль."

Очень тонко -- буквально в деталях! -- воспринял рассказ Дед Лужанский. Его мысль о том, что Танино самоубийство это последний, гениально сыгранный акт в череде чёрно-белых кадров о самоубийстве талантов [в рассказе] -- это именно то, что я хотел донести до читателей. И [Дед] Лужанский отлично понял, почему я выбрал для смерти Тани именно отравление газом. Помните, что он пишет? "Эти тонкие женские руки, с трудом рвущие неподдающиеся страницы сценария и заталкивающие их, ставших уже просто скомканной бумагой в щели под кухонной дверью..." Замечательно! Ведь если бы я убил Таню таблетками или перерезанием вен, то не было бы того символизма, который таится в разрывании страниц сценария дорогого её сердцу фильма и заталкиванию их под дверь.

Расcтрогал меня Виталий Аркадьевич, написавший: "..заноза после прочтения остаётся. Чувствуется, что автор, Александр Левковский, человек с горячим сердцем." Не с горячим я сердцем, Виталий Аркадьевич, а с немолодым сердцем, наполненным болью за всех, кому плохо в этом мире, кто несправедливо страдает и мучается. Спасибо Вам, и Кахетинцу, и Софье из Тбилиси, и Мирославу, и Тане Романюк, которой надо бы писать критические статьи -- настолько интеллигентно и глубоко она воспринимает литературный материал.

И последнее замечание, адресованное Владимиру, -- Вы пишете, что не узнали из рассказа ничего нового. Дорогой Владимир, это не предназначение художественной литературы -- знакомить Вас с чем-то новым. Для этого есть общество "Знание -- сила". Задача художественной литературы -- "глаголом жечь сердца людей", взывать к их чувствам, заставлять их сопереживать. Пётр Тимофеевич, знакомый со всеми моими рассказами (да и не только он один), признаётся, что он плакал над ними. И у меня, автора, слёзы навёртывались на глаза, когда я писал о судьбе русской женщины, зарабатывающей на жизнь в Америке ("Гастарбайтер по имени Анечка"), или когда я описывал странную дружбу тринадцатилетнего мальчика с немецким военнопленным ("Лили-Марлен"), или когда моя героиня Настенька поёт прощальную песню: "Что было -- не забудется, что будет -- то и сбудется, да и весна уж минула давно. Так как же это вышло-то, что всё шелками вышито судьбы моей простое полотно?.." (рассказ "Девочка Настя из города Лас-Вегас.").

Спасибо всем! Ваш Александр

Просмотров: 2213

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: