Олег Шах-Гусейнов, автор

В памяти отца, немало послужившего, отложилось множество всяких историй, баек и курьезных случаев, связанных с военной службой. Как-то за обедом, когда речь зашла о перце, он рассказал нам с братом эту историю. Мама находилась, как всегда, рядом.

По привычке отец обильно сдобрил борщ перцем.  Тряс перечницей нарочито долго и неторопливо, пока поверхность борща не стала чёрной, тем самым выведя маму из себя: 

– Хватит, эй! С ума, что ли, сошёл?! 

Как всегда, лишь после такого восклицания, отец прекратил сыпать перец. Не тратясь на слова, он свойски подмигнул нам, медленно покачал указательным пальцем и улыбнулся: мол, молчу, знаю, что делаю, и не каждому дано – это понять!

– Так вот – перец! – молвил отец и, щурясь, – горячий борщ с перцем давал себя знать, – осторожно и смачно отправил в рот первую ложку со свисавшей с неё капустой.

– А-а-ах! О-о-у-уфф! – выразил он гастрономический восторг и в паузах между очередными ложками борща начал неспешный рассказ, уделяя равное внимание, как разговору, так и борщу – привычка томить слушателей ожиданием очередной фразы. 

– Э-э! – не выдерживала мать, – или ешь, или рассказывай, да?! – И мы все смеялись. 

– Папа! Любишь ты тянуть кота за… хвост, – вставлял мой брат, и смех возобновлялся снова. 

– Так вот, – повторился отец, – случилось это в Грузии, в поселке Лагодехи, куда мы, молодые лейтенанты, получили назначение после училища. Жилья в этом захолустном уголке Кахетии не было, и мы, три холостяка, квартировали у местных – обычное здесь дело. Мы отдавали хозяйке часть денег из своего денежного довольствия – за комнату и за приготовление пищи. 

– А какая в Лагодехи природа! – отец покачал головой, восхищенно прицокивая языком, – прекрасная, заповедная: красивые горы, быстрые речки с прозрачной водой, причудливые водопады. А какой, ребята, воздух – закачаешься! 

Поселок невелик, тысячи на полторы жителей. Зато винных лавок – погребков в поселке хватало. Там всегда можно в охотку пропустить стаканчик прохладного кахетинского  (какая это вещь!) или купить вина с собой. Грех этим не воспользоваться.

– Ну, конечно! – сказала мать, – какой же заповедник – без этого!

– Ты, – он с видимым удовольствием распробовал очередную ложку борща, – ничего в наших делах не смыслишь! О-о-у! Какой мощный перчик, – зажмуривал отец глаза.

– Летом хозяйка накрывала нам стол прямо в небольшом уютном дворике в тени деревьев с густой листвой. Аппетит у нас, молодых офицеров – всегда отменный. К тому же хозяйка понимала толк в готовке. 

– И деньги драла она с вас тоже хорошо – уж действительно – понимала толк! – съязвила мама.

– И настроение у нас поэтому, а, может, просто в силу молодости и переизбытка энергии, – продолжал отец, как ни в чём не бывало, – играло, как южное солнце в бокале вина. 

– Перетягивание каната, ребята, – неспешно последовала очередная ложка борща, – именно этим заканчивались спортивные состязания, которые всегда устраивались по субботам и воскресеньям в части, очевидно, для того, чтобы разгрузить молодую дурь. Умные были тогда командиры, хотя сам канат большого ума и не требовал. После каната горели ладони,  подошвы сапог становились тоньше, и очень хотелось есть. 

Уставшие и голодные, мы устремлялись домой, не забывая купить по дороге разливного вина, каждый раз расплачиваясь по очереди.

Один вид накрытого стола вызывал сложную, но приятную гамму чувств, которую, в принципе, можно выразить двумя словами: жизнь – хороша! 

Много слов для выражения этих чувств и не требовалось:

– Т-а-к, та-а-к! –  потирали мы в нетерпении руки и, бойко позвякивая рукомойником, толкались и поторапливали друг-друга.

Замечательный грузинский сыр призывно белел из охапок разнообразной зелени; тут и упругие стрелы лука в налёте сизой пыльцы, при откусывании брызгающие соком; усеянные капельками родниковой воды петрушка и укроп, пахучая кинза, кирсалат и ещё что-то – уже и позабыл название. Свежие огурцы и пылающие, как маки, помидоры – прямо из огорода. Горячие хлебцы собственной выпечки – пури. Это такой грузинский хлеб. Длинные, с хрустящей, безумно вкусной золотистой корочкой по плоским, как утиный нос, торцам. Пури издавали горьковатый аромат старого очага.

Хозяйка ставила на стол чугунок с янтарным разваристым картофелем. И пиршество начиналось. Мы наливали вино из кувшина в небольшие стаканчики. Покупалось оно в ближайшем погребке у старого Резо. А старым Резо нам казался, видимо, из-за грузной комплекции и заросшего щетиной лица. 

На самом деле ему было, наверное, не больше сорока пяти лет. У Резо отсутствовала нога по колено. Он, прихрамывая, грузно опирался на протез, пристегнутый к колену с подвернутой штаниной и, формой напоминающий большую, перевернутую горлом вниз, деревянную бутылку  с черным резиновым наконечником вместо пробки. Ногу Резо потерял на войне, под Будапештом. 

Ещё о боевом прошлом красноречиво говорил тяжеленький орден Красной Звезды, с темной, поблескивающей, как кровь, эмалью, крепко привинченный к пиджаку. Говорили, что орденов и медалей у духанщика много, но носил он в повседневной жизни только этот орден. Иногда Резо подсаживался к своим знакомым или друзьям и пропускал с ними стаканчик-другой. 

Тогда в погребке появлялась Сусанна, дочка Резо – стройная и бойкая девушка лет семнадцати, очень красивая и гибкая, с нежной кожей и черными блестящими волосами. Она, вместо Резо, сноровисто поворачивала медный кран у большой бочки, разливая вино в стаканы, а затем, грациозно двигаясь, быстро разносила его по столам. Девушка мило улыбалась посетителям. Улыбка эта сразу отражалась на суровом лице  Резо, поросшем глубокой серебристой щетиной, начинавшейся чуть ли не от самых глаз. Все невольно любовались и Сусанной, и её легкой танцующей походкой. Торговля у Резо, между прочим, процветала! Некоторым посетителям и самим хотелось пуститься в пляс – вино и красота

Лагодехи 60-ых годов 20 века, улица Советская (Мераба Костава)

делают чудеса с человеком.

– Ясное дело! – с неподражаемой иронией вставила мама, – переизбыток энергии. Видимо, не очень-то вы уставали на службе!

– И канат помогал слабо, – с нарочитой грустью вставил брат.

Отец чуть не прыснул борщом, но вовремя прихватил рот рукой. Мы засмеялись.

– Это я отвлекся, чтобы  вы лучше представляли атмосферу, – обтер он губы.

И вот мы за столом. В тот раз нам подали наваристый борщ, и я попросил хозяйку принести красный стручковый перец. Вы же знаете, что борщ без перца, это – не борщ. Такой перец – чрезвычайно острая штуковина, должен вам сказать. Достаточно одного – двух лёгких маканий в борщ, и человек, непривычный к острому, уже не сможет его есть. 

А наш товарищ Яша славился своим очень азартным, заводным характером. Он мог по любому поводу затеять спор и заводился буквально с полуоборота. Особенно он любил всякие пари. Играют в волейбол – пари. Кто и с каким счетом выиграет. Стреляем на стрельбище – пари, кто лучше? Как-то раз он выиграл коньяк, поспорив там же, на стрельбище, что сумеет так разинуть рот, что туда поместится тыльник приклада автомата АК-47. На глазах у изумленных зевак путем ряда жутких для постороннего глаза эволюций, вытаращив глаза, с третьей попытки он сделал это. Вытаскивать приклад изо рта ему уже помогал наш полковой доктор – начмед, изумленный увиденным не меньше нашего. Но коньяк Яша у старшины выиграл!

Таким «горячим парнем» был наш Яша. После пары тостов за хозяйку, за прекрасную Грузию, Яша, увидев, как я, макнув два раза яркий, как огонёк, перчик в борщ, отложил его в сторону, завёлся: 

– Ты что, Магомет, боишься перца? Какой же ты после этого кавказец! 

– Яша, ты хоть представляешь себе, что такое этот перец?

"Яша, ты хоть представляешь себе, что такое это перец?"

– А чего тут представлять? Перец как перец. Ну, островат, возможно. Так перец и должен быть острым. Предлагаю пари: я на ваших глазах съем целиком такой стручок!

– Яша, ты сошёл с ума, – стали мы с другом отговаривать его, – смотри, опять придется начмеда вызывать!

Но такие возражения нашего азартного Яшу могли лишь раззадорить, но никак не остановить, – мы опрометчиво забыли об этом. И было уже поздно его отговаривать.

– Спорим на вино! Если я съем стручок, то я дважды пропускаю свою очередь покупать вино, это будете делать вы! – заключил Яша и взялся за перец.
Хозяйка, присутствовавшая при этом, лишь укоризненно покачала головой. 

– Согласны! Чёрт с тобой, упрямец ты неисправимый, – сказал друг и подмигнул мне.

– Мы согласны, но только при одном условии, – сразу сказал я, – ты, Яша, должен не просто проглотить этот стручок, а тщательно разжевать его! Вино, брат, надо заработать.

– По рукам! Учитесь, слабаки! – и с этими словами Яша сунул стручок в рот и начал медленно жевать.

Ну что тут скажешь: слёзы из его глаз брызнули сразу же и далее не прекращали течь. У Яши вырвался стон, будто в спину ему вонзилась стрела; широко открытым ртом он шумно хватал воздух, пытаясь остудить горящую огнем полость. Выскочив из-за стола, он сначала согнулся в три погибели, потом резко выпрямился, как в ритуальном танце, потом судорожно затопал, словно его нестерпимо давили потребности мочевого пузыря.

– Яшенька, воды! Выпей воды! – переживала хозяйка, суетясь с огромным черпаком холодной воды в руках.

Это надо было видеть! Мы тоже привстали от волнения. Эффект, как говорится, был выше ожиданий. Но, что поразительно, Яша, как истый «дуэлянт», честно продолжал жевать! После того, как он пропустил эту раскаленную лаву через свой рот и горло, Яша, продолжая плакать такими же горькими, как и перец, слезами, обливаясь, пил воду большими глотками, мотал головой из стороны в сторону, словно отрицая все на свете, но при этом с яростным  удовлетворением часто прихлопывал ладонью по столу. Этим он, не в состоянии вымолвить и слова, привлекал наше внимание, как бы, говоря: "А-а-а! А всё равно я – выиграл!"

– Да, действительно выиграл, – продолжал отец, – а мы добросовестно несли крест проигравшей стороны – покупали вино к столу. Но я вам должен сказать, что Яшу, как будто, не радовал выигрыш, добытый с таким трудом. Он ходил погрустневший и был молчалив. Участвуя в наших трапезах, ел и пил с каким-то равнодушием. 

– Яша, что с тобой? Уж не влюбился ли ты, случаем? В Сусанну?! А что, девчонка – огонь! За такую можно и связку перца съесть – не моргнув глазом! – подначивали мы слегка своего друга, на что Яша только безнадежно отмахивался. – Или ты побаиваешься старого Резо? Правильно боишься, он может заставить и больше перца съесть!

На четвертый или пятый день, когда хозяйка опять приготовила нам борщ, и мы обедали, Яша вдруг молча встал, улыбаясь странно, как блаженный.

– Ребята! Я сейчас, – и он поспешно ретировался из-за стола. 

Через короткое время он появился с десятилитровой канистрой вина. Мы молча переглянулись.

– Ребята! Ура! Я, наконец-то, почувствовал вкус борща! – На слове вкус Яша сделал многозначительный акцент. – В честь этого события ставлю вино. Поверьте, оно стоит того, чтобы отметить – за мой счёт. Я думал – уже всё, навсегда отшибло вкус этим проклятым перцем. Пожалуй, я был... неправ. – Спорщик Яша исправлялся прямо на глазах.

– Яша, мы тебе не верим! Знаем мы твою натуру, – заговорил мой товарищ, нежно поглаживая канистру, –  вот спорим, что ты больше не сумеешь повторить эксперимент. На спор ставим двадцать литров вина!

– Ребята, не-на-до! – и Яша захохотал, – лучше наливайте, отметим. Я сегодня как второй раз на свет народился. И – вообще! – он загадочно, настоящим грузинским жестом, крутанул пальцами над головой.

Отец сделал очередную паузу, макнул в крупную серую соль белую ножку лука, и, с аппетитным хрустом откусив от неё, сказал:

– А перец, я вам скажу, стал совсем не тот! Нет уже в нём того огня. 

– А что Сусанна? – чуть не в один голос воскликнули мы с братом.

– А что Сусанна? – поднял отец брови вверх, – женился на ней Яша через два года. Без всякого пари. Да и увёз в Ленинград, когда поступал в академию. И как только ему удалось уговорить Резо? Загадка!

– Да что там, – добавил он грустно, – времена, ребята, стали совсем другие! Нет уже ни моих друзей, ни хозяйки, ни старого Резо, да и страны уже той нет. Ленинград теперь – Санкт-Петербург. А Грузия – заграница. Это совсем другой перец, – заключил он.

2012

Послесловие ведущего сайта

Согласитесь:  Лагодехи угадывается в деталях (пришло в голову называть их "лагодехинками"), о которых не напишешь с чьих то слов, и мысли, что автор хорошо знает Лагодехи, жил в нем какое-то время, возникла у меня при чтении его рассказа и не дает покоя до сих пор. Углубившись в творчество автора "Перца в борще" (https://www.proza.ru/avtor/schgus), я убедился, что некоторые его произведения густо пересыпаны этими самыми "лагодехинками":

"Родился я в Грузии, - пишет он, - в самой её восточной части, в удивительном краю, именуемом Кахетией" (Эссе «Крепость Тамара»).

А вот несколько фрагментов из рассказа «Сердюков» ( цикл "В Кахетии»:

На следующий день наши ребята постарше собрались играть в футбол c грузинскими пацанами. Поскольку мы жили в военном городке, окруженном забором,  и существовал режим, то встречи всегда вынуждены были проводить в гостях - «за забором». 

Военный городок в Лагодехи тоже был окружен забором, на входе стоял, если не изменяет память, дежурный солдат.

На этот раз был уговор:  встретиться на стадионе, возле так называемой грузинской школы. Она находилась километрах в полутора от военного городка.  Собственно, это было просто небольшое, обветшавшее, двухэтажное здание, временно находившееся почему-то в ведении нашей воинской части. В школе проводился неспешный ремонт – силами военных.

Грузинская школа в Лагодехи (на углу Закатальского шоссе и улицы Чавчавадзе) была  двухэтажной и находилась, как и у автора,  около 1-1,5 км от военного городка (в верхней части ул. Свободной).

За зданием [школы], обрамленное чахлым выгоревшим за лето кустарником, находилось небольшое, вытоптанное футбольное поле с покосившимися воротами. Оно - то и именовалось «стадионом»…

И это совпадает:  и чахлый кустарник, и небольшая площадь, и вытоптанное поле, и покосившиеся ворота.

В самом углу школьного двора мы обнаружили бассейн. Очевидно, это был пожарный водоем, сильно подзапущенный. Четырех - пяти метров в диаметре, наполненный застоявшейся зеленой водой, начинавшей зацветать ряской, с нешироким цементированным бортиком, по которому - от времени - змеились трещины.  

И я помню этот бассейн: где-то в углу школьного двора, с темной, гниловатой водой, поросший тиной.  В возрасте 7-8 лет я пару раз подходил  к этому «бассейну» и тут же отступал - своим мрачным видом он пугал отталкивал от себя.

Или возьмем рассказ  «Стол»:  "Память подсказывает: за домом - сад, за садом - заборчик и дорога. Дорога ведет к КПП воинской части и дальше - по грузинскому городскому поселку, мимо рынка – к русской школе".

Чем не Лагодехи? С одним, правда, «но»: дорога от КПП к русской школе, будь это  в Лагодехи, не могла проходить мимо рынка. Я, во всяком случае, не помню, чтобы дорога из военного городка к руссаой школе проходила мимо базара. 

Есть и другие «но».  Написал письмо автору. Жду ответа. Так что живем, друзья,  ожиданием разрешения этой маленькой интриги.

Об авторе. Олег Магомедович Шах –Гусейнов. Родился 05.05.53г.р., с 1993 г. - офицер запаса. Окончил(Киевское высшее зенитное ракетное инженерное училище им. С.М.Кирова (1970-1975гг.). Живет в г.Барановичи, Республика Беларусь. Женат, трое детей: две дочери и сын. Экономист, руководитель Барановичского филиала минского предприятия ( С сайта "Однополчане").

Примечание

* Население Лагодехи в 50-60 годах  20 века  составляло  не менее 7 тыс человек.

Фото автора: с сайта www.proza.ru

Фото перца: с помощью Yandex

Фото Лагодехи - из коллекции Юрия Мачавариани

Просмотров: 2750

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: