Предисловие

В 19 веке  Лагодехи входил в состав Лезгинской кордонной линии

Катастрофа, масакр,  - так в поздних  воспоминаниях генерала  Рукевича Аполлинария Фомича, служившего в Эриванском карабинёрном полку на Кавказе, определена  невероятная по кровавости  трагедия,  случившаяся  в 1830 году на  моей родине, в русском военном укреплении в Кахетии - Лагодехи.

Масакр -  это когда одни люди безжалостно режут других, режут без счета, сколько позволяют обстоятельства,  десятками, а иногда сотням и  тысячами, а те, другие, не в состоянии им противостоять. Как, например, дети, старики, женщины. Жертвами масакра могут стать сильные мужчины и даже самые лучшие воины - схваченные  врасплох, во сне или с голыми руками.                                                          

За четверть часа  в Лагодехи были  вырезаны  почти четыреста  солдат и  офицеров Эриванского полка. Не на поле боя,  не в сражении. Эриванцы, безоружные,  расчищали лес, когда на них внезапно напали люди с  кинжалами.

За полвека   Кавказской войны русская армия потеряла  около 60 000  воинов, больше тысячи в год, а здесь, за час,  – четыре сотни!  Не  новобранцев, жёлтых, неумелых птенцов, а   – профессионалов, гордости Кавказской армии. Резали тех, кто совсем недавно отвоевал у  перса и турка  Карс,  Елизаветполь, Ахалцых и Эривань.   Карабинёров, чей полк был самым титулованным во всей русской армии,  лучшим  не только  на Кавказе, но  и во  всей России.

Как  случилось, что опытных  солдат  резали, по выражению  автора воспоминаний Рукевича,  «как баранов»? Почему несколько сотен здоровых, физически крепких людей  оказались  неспособными противостоять  врагу?

И кто был  тем врагом, что залил русской кровью грузинское урочище Лагодехи?

                                                                                          Джаро -Белоканы

Есть в Закавказье чудесный край – Заалазанье. Это длинная, до полутора сот, и узкая, до тридцати  вёрст, полоса земли, лежащая   промеж рекой Алазани и Главным Кавказским хребтом.

Белоканы. В 19 веке - один из центров Джаро-Белоканского союза вольных аварских обществ

Удивительная, неповторная по красе и богатству земля.  Вода здесь настолько обильна, солнца так много, а  природа  ярка и живуча,  что  землю эту называют  Малой Амазонией и садом Закавказья.

Вот здесь-то, в цветущем Заалазанье,  между теперешними Лагодехи и Нухой (Шеки),  и лежали когда-то Джаро-Белоканы. Союз вольных аварских обществ, почти что страна. Бывшая более двух сотен лет  грозой всему  Закавказью и, в первую очередь, соседней  Кахетии. Край отчаянно смелых мужчин и смертельно острых кинжалов и шашек.

Жители её веками пробавлялись  набегами на грузинские села, угоном скота и полоном людей. Когда сами по себе, когда в компании с дагестанскими сородичами, имевшими в Джарах приют, помощь и понимание.

Русские, взявшие боронить Кахетию, стали костью в горле привычной  жизни джаро-белоканцев. Началась затяжная, вялая, неприметная война, которую и войной-то с оговорками называть нелья. Сценарий её не отличался сложностью.  Аварцы время от времени прорывались сквозь русские посты, хватали добычу, а русские  с грузинами  пресекали хищничество, добычу отбирали и  гнали обратно,  за Алазань.   И так – три  десятка лет.

После ряда возмутительных действий со стороны джарцев главнокомандующий на Кавказе Паскевич потерял терпение и выдвинул к границам Джаро-Белокан такую невиданную  армаду, что джарцы   немедленно покорились.

Как покажут скорые лагодехские события – умом. Придавленные позором вынужденной  капитуляции, они только и ждали случая, чтобы если не вернуть утерянную волю, то хотя бы достойно, полновесно  отомстить.

С покорением Заалазанья русские вплотную приблизились к южным предгорьям Кавказа. За снежными вершинами грядой гор, нависавшими над Алазанской долиной, жили дагестанцы. Ещё  один сильный, дерзкий и умный неприятель грузин,  промышлявший, как и  джарцы, набегами.  Многочисленнее джарцев и от этого более опасный. Положить конец набегам с гор была призвана Лезгинская кордонная линия, по сути своей  - граница, охраняемый, защищенный  и обустроенный кордон между Грузией и Дагестаном.

Одним из центров этого порубежья стал Лагодехи. Кавказская война и русская армия возродили канувшее в лету грузинское местечко и вдохнули в него новую жизнь.

Отсчёт русской истории Лагодех  начинается  с 1830 года, когда полтавский малоросс Иван Федорович Паскевич, - он же генерал от инфантерии, он же наместник Кавказа, он же Главнокомандующий войсками на Кавказе и триумфальный покоритель Джаро-Белокан, - деятельно принялся за строительство кордонной линии. Вдоль хребта, на протяжении  в 200 верст, началась закладка  постов,  охранительных валов, рвов, дорог и редутов. От восточной Нухи до  западной  Арагвы -  через  Кахи, Закаталы, Белоканы, Лагодехи, Кварели, через сёла  и аулы, -  протянутся её  сооружения: три линии обороны, казармы, множество  завалов, стен,  дозоров, крепостей, сигнальных вышек и пластунских укрытий. 

В 1830 году, выполняя план Паскевича, в Лагодехах  стали  два  полка, Эриванский карабинёрный и Грузинский гренадрский – эриванцы и грузинцы. Между двумя горными речками, отделёнными парой  вёрст густого леса, им предстояло вырубить одичавшие виноградные сады и подготовить площадки под казарменные и хозяйственные постройки.  Урочище, на два века оставшееся без человеческого досмотра после нашествия шаха Аббаса,  сильно заросло.  Дворы, дороги, тропы, огороды, сады   поросли, поглотилось жадной до жизни южной растительностью.   Плети лиан и   винограда, добравшись до верхушек  деревьев и  не находя  там опоры, свешивались книзу гигантскими гирляндами. Ежевичник, шиповник, репейник, острые иглы дурмана,  злая крапива, шипение змей, жужжание ос, уколы оводов, назойливые  мухи – таким букетом прелестей встретил  русских солдат  Лагодехи.

Привычные к бивачной жизни, военные быстро поставили палатки, соорудили кухню, разожгли костры -  и понёсся над урочищем аромат каши и варёного мяса.

День прошёл спокойно.  Последние лучи закатного солнца красили в багровый цвет  лысые пики дагестанских  гор.  Готовясь ко сну, никто и подумать не мог, что завтрашним утром  явится ад, и литры  солдатской крови пропитают обласканную летом  землю.

Русло реки Лагодех-ор (Хочал-ор)

Рождение Лагодехи произойдёт в смертных мучениях  души и тела. И первая страница новой истории Лагодехи навсегда останется залитой кровью русских солдат. Кровью жертв лагодехского масакра.

Меньше всего в Лагодехах ждали джарцев. На это и был расчёт.  Тем трагическим  для русских  днём  джарцы перешел вброд  Мазум-ор (Мазым-чай) и, обогнув отрог Монастырской горы, затаились в лесу. Слышали голоса солдат, топот и ржание лошадей,   команды офицеров, видели палатки и  чуяли дымок полевой кухни…  

                               Князь светлейший Дадиани

В один день более полутысячи солдат с топорами и пилами разбрелись по лесу. Эриванцы пошли  в одну сторону, грузинцам было назначено работать отдельно, в полуверсте  от  дружеского полка.

Спокойствие было разлито в воздухе. Разведка врага не приметила, ничем не обнаружил себя и сам враг.  О неприятеле  если и думали, то  как о чем-то возможном  в теории, но невозможном  в жизни.  Да и откуда ему здесь взяться, врагу?   Джарец – тот далёк и подавлен.  Дагестанец – поближе,  но умён, живет набегами и прямых столкновений с армией избегает. Не пойдёт он против двух боевых полков!   Бродят, правда,  вокруг Лагодех одинокие абреки, бедокурят, стрельнут порой в сторону лагеря – и тут же умчатся.

И всё же следовало  выставить охрану. Элементарная осторожность, из тех, что должна блюстись не головой, а инстинктом, по заведённому на войне порядку,  требовала разделить солдат на порубщиков и охранников. Чтобы одни с топорами да пилами занимались расчисткой, а другие с ружьями на постах  первых охраняли. И непременно надо было выставлять   охранников  плотной цепью, впереди работающих и по всему периметру.

Именно такого рода советы пытались дать полковнику, командиру  Эриванского полка, светлейшему князю  Александру Леоновичу Дадиани подполковники Василий Алексеевич Кашутин и Карл Францович Клюки-фон-Клюгенау.

Столкнулись с жёстким отпором князя. Князь считал, что порубщики должны поставить ружья в козлы, дабы те не мешали работе, а для охраны выставить небольшой пикет.

Своеобразный человек был  этот потомок знатной и благородной фамилии.

Барон Григорий Розен, отец Лидии Розен, жены Александра Дадиани

В конце 17-го века  его предки, наследные правители Мингрелии, переехали в Россию. Отец удачной женитьбой на княгине Марии Нарышкиной составил себе карьеру. Александр с детства рос в роскоши, не знал ни в чём  отказа и вырос самовлюбленным, капризным юношей.  Службу начал  в престижном  Преображенском полку, где более всего  кутил и играл в карты. Быстро расстроил свои денежные дела и, по примеру таких же, как и он, «молодых людей»,  напросился на Кавказ, за наградами и в надежде на поправление финансов. Светское общество того времени с замиранием слушало рассказы кавказцев, и молодой человек, вернувшийся  с Кавказа, да еще в шрамах, в черкеске с газырями, с  наградами и в чинах,  становился желанным гостем самых респектабельных  салонов.

В Кавказской армии подобного рода летунов за славой безошибочно распознавали, открыто не  любили и презрительно называли «фазанами». Суровые мужчины войны ценили в своих  командирах  истинное, не показное мужество и уважительное, как к равным, отношение к нижним по чину. Такого рода отношения между высшими и нижними чинами отличали кавказские полки от внутренних, не знавших пороха подразделений. Среди кавказцев  не было той подчёркнутой субординации и чинопочитания, что внутри России.   Жили большой дружной семьей, больше по уставу боевого братства,  и меньше – по бумажному циркуляру. Солдаты ценили  в офицерах не звание, не должность, не происхождение, а  ум, доблесть и личные качества. Начальника чванливого, того, что к солдату не по-людски, а  небрежительно,   приказом да грубостью, открыто не любили, могли запросто отказать в чашке кипятка и теплом месте у костра, а при случае – и застрелить в бою.

На Кавказе  ничем не выдающийся, кроме знатного происхождения, 25-летний юноша  был  назначен в адъютанты самому Паскевичу.  За какие заслуги Паскевич затем выдвинул  Дадиани в командиры полка  –   офицерам-эриванцам было непонятно. Да, отличился получением двух Анн и золотой шпаги в персидской и турецкой компаниях, да, был пожалован флигель-адьютантом к Императору, но чтобы командовать полком – молод и неопытен.   Опыт командования у Дадиани был никакой:  до эриванцев он руководил  всего лишь взводом.  А здесь  - полк, и  вершить надо  было судьбы тысячи солдат и  сотни офицеров, большинство из которых годились ему в отцы. Мальчишка, баловень судьбы и, как к тому же скоро выяснилось,  надменный и болезненно самолюбивый.  Лучшие офицеры отшатнулись от полкового  командира, многие вынужденно перевелись в другие части. Взамен их Дадиани набрал новых, умевших льстиво внимать его речам и потакать капризам.

На солдат, по воспоминаниям эриванцев,  полковник Дадиани  смотрел как на рабочий скот. Считал их за собственных крепостных, данных ему для личного пользования, не сознавая,  что они такие же воины, как и он сам. Подчинённые  отвечали ему неприкрытым презрением  и в открытую  называли пустым человеком, которому не то что полк, а и роты доверить нельзя.  «Самостоятельности в нём нет никакой,  а петушиться куда как любит»,  отзывались о своём командире простые солдаты.

К мнению Кашутина и Клюки фон Клюгенау  князю стоило  бы всё же прислушаться. Оба  -  Георгиевские орденоносцы. Кашутин отличился при штурме Ахалцыха, когда под сильным картечным и ружейным огнем овладел неприятельской батареей и захватил, несмотря на ранение в плечо, два знамени и две пушки.  Клюгенау заслужил  своего  Георгия  за отличия при штурме Елизаветполя, в  персидскую войну. Офицеры с опытом, со знанием  кавказской военной жизни.

Не прислушался светлейший князь.

Причиной тому была  гордыня, надменный и самолюбивый характер Дадиани. Всякие советы и рекомендации  он  принимал как укор своему командирскому уму и состоятельности. Он не мог согласиться с чужими соображениями, если даже те были разумными, и требовал исполнения своих указаний

Баронесса Лидия Розен, жена Александра Дадиани

даже в случае их очевидной  глупости – лишь бы не признавать  своей ошибки.

Итак, к нему подошли Кашутин и Клюки фон Клюгенау и позволили себе дать совет:  охранников расположить сплошной цепью вокруг лагеря,  порубщиков же  в лес отправлять с ружьями.  Дадиани не стал слушать,   вспылил, накричал на подполковников и приказал выставить охрану не цепью, а пикетом, в одном месте.  В пикет выставил пятнадцать человек, начальником назначил поручика Харитона Потебню.  Остальным  солдатам приказал  сложить  ружья в козлы и следовать с пилами и топорами в лес.

Приказ был исполнен, и тут же  свершилась беда.  Все пятнадцать пикетчиков и их начальник в считанные минуты были вырезаны подкравшимися  джарцами.

Поразительно, что кровавое доказательство никак не повлияло на Дадиани. Он продолжал  упрямо стоять  на старом и распорядился выставить новый пикет. Такой  же как  первый. Подполковники промолчали,  но как только Дадиани скрылся на лошади за поворотом,  Кашутин,  рискуя погонами,   отменил приказ командира. Он велел солдатам забрать ружья и носить их при себе на ремнях, не расставаясь  ни при каких обстоятельствах. Но тут неожиданно вернулся  Дадиани и пришёл в ярость, узнав об отмене своего приказа. Кричал,  что ружья рубщикам – морока, а распоряжение  Кашутина – издевательство над солдатами.

Роты  в очередной раз поснимали ружья, поставили их в козлы и углубились в лес.

Джарцам только этого и надо было.  Терпеливо ждавшие какой-нибудь оплошности русских, они  остервенело налетели на безоружных. Солдат кололи, резали, рубили. Хлестала кровь и летели головы, отрезались кисти и вспарывались животы. Вопли, крики, призывы о помощи, мольбы о милости, сдавленные стоны и страстные молитвы  наполнили лес. Несколько человек вырвались из мясорубки и помчались в расположение полка, но когда подоспела помощь, джарцы  уже успели скрыться.

Осталось тайной - как описал Дадиани свой преступный промах  в  реляции Главнокомандующему. Но,  судя по тому, что инцидент не имел резонанса, а сам Дадиани продолжал оставаться в армии и командовать полком ещё  5 лет, дело, вероятно, замяли.

Рукевич высказывает предположение, что Дадиани мог обвинить в происшедшем Грузинский гренадерский полк, работавший в полуверсте от эриванцев. Грузинцы не отрицали, что слышали несколько выстрелов, но посчитали их случайными, ибо не подозревали ни о катастрофе, ни о ее масштабах.

Дадиани признание грузинцев  расценил в свою пользу. Их невмешательство он посчитал сознательной местью за оскорбления, которые в прошлом он нанёс грузинцам после своего заступления на должность командира Эриванского полка. 

До Дадиани Эриванский и Грузинский полки куначествовали. уначество полков как явление было чисто кавказского происхождения, это был священный обычай, неписаный закон, на котором держалось единство Кавказской армии. Рыцарство между полками-кунаками было сильнее естественного между ними соперничества и часто полк-кунак принижал в реляциях свои боевые заслуги, чтобы возвысить значительно меньшие заслуги полка-побратима.

Дадиани нарушил этот дорогой кавказцам  обычай в первые же дни своего командования,  допустив  грубые и  безосновательные высказывания в адрес Грузинского гренадёрского полка. Гренадёры  обиделись, между полками произошло охлаждение, но Дадиани не делал ничего, чтобы исправить положение.

И сейчас, как только  случилась трагедия, Дадиани решительно стал обвинять грузинцев  в том, что  в гибели его солдат виноваты они, и вина их в том, что они не пришли на выручку. В присутствии лиц, бывших свидетелями его безответственных приказов, под их осуждающими взглядами, он отрицал всякую свою причастность к трагедии. Потом этот же человек писал реляцию и можно только догадываться, что в ней он полностью снял с себя не только вину, но и малейшие подозрения на этот счет.

Новое, незаслуженное обвинение в адрес  грузинцев привело к тому, что полки, оба славные и одинаково достойные, так и не вернулись к  старой дружбе. Проходили годы, высшее начальство пыталось наладить прежние отношения, собирала на примирительные обеды, но как не лились застольные речи, охлаждение так и не прошло.

Дадиани же нисколько не пострадал. Остался на своем посту. То ли правды так и не узнали, то ли узнали да простили…  Светлейший князь, носитель наследных царских кровей,  адъютант и выдвиженец  Паскевича и флигель-адъютант Николая Первого продолжал командовать Эриванским карабинёрным полком.

Весьма своеобразным способом, что в конце концов и привело его к позорному финалу.

                                                                 Бесславие

Отрицательные черты, особо выявленные  у Дадиани  лагодехской трагедией, не получив должного осуждения, развились неимоверно.  С годами он стал зятем командира Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющего гражданской частью и пограничными делами Григория Владимировича Розена, что окончательно развязало ему руки.

Из полкового командира, каковым он был официально, Дадиани   фактически превратился  в феодала, сделав из полка собрание крепостных  во главе с

Император Николай 1

барином-самодуром в своем лице. Алчный, жестокий и беспощадный, он всецело отдался страсти обогащения. Солдаты не служили у него, а были приставлены к разным работам : «при верблюдах, при волах, на княжьем пчельнике, у полкового маркитанта, на винокуренном заводе». Жалованья им не выдавалось до года, кормили чем придётся, одевали, по замечанию одного проверяющего, как "нищих оборванцев", держали впроголодь. Как-то, когда верблюды отказались есть гнилую муку, Дадиани приказал скормить её солдатам. Женщины-солдатки  были низведены на роль рабынь, за всякую провинность и непослушание Дадиани их строго наказывал. Известен случай, когда за  отказ косить сено он приказал  высечь розгами каждую десятую солдатку. Одна из солдаток, будучи беременной, пыталась вырыть в земле яму, чтобы спрятать в ней живот, так ее было приказано высечь стоя. После истязаний  у женщины сапоги были полны крови.

Конец самовольствам Дадиани пришел осенью 1837 года, во время приезда на  Кавказ Николая 1.

11 октября 1837 года в Тифлисе, на Мадатовой площади, при большом стечении публики состоялся  развод от первого батальона Эриванского Карабинёрного полка.  Император потребовал к себе  Дадиани. В самых резких тонах выговорив свое возмущение его действиями, он особо подчеркнул, что флигель-адютанты, которые унижают столь высокое и почетное звание, не заслуживают его царского доверия. Высказавшись, распорядился сорвать с Дадиани аксельбанты и отправить в ссылку в Бобруйск, что и было немедленно исполнено  на приготовленной для арестованного тройке.

Возвратясь в столицу, Николай 1 оставался пребывать в возмущении от инцидента с Дадиани, о чём рассказал  своему ближайшиму соратнику графу Бенкендорфу: «...  князь Дадиан, зять барона Розена и мой флигель-адъютант, командовавший полком всего в 16 верстах от Тифлисской заставы, выгонял солдат рубить лес и косить траву... заставлял работать на себя солдатских жён и выстроил со своими солдатами вместо казармы мельницу... Наконец, этот молодчик сданных ему 200 человек рекрут вместо того, чтобы обучать их строю, заставил, босых и не обмундированных, пасти своих овец, волов и верблюдов.  Это было уже чересчур... Ввиду таких мерзостей надо было показать пример строгого взыскания. У развода я велел коменданту сорвать с князя Дадиана, как недостойного оставаться моим флигель-адъютантом, аксельбант и мой шифр, а самого его тут же с площади отправил в Бобруйскую крепость для предания неотложно военному суду».

Военный суд разжаловал Дадиани  в солдаты, лишил всяческих чинов, орденов и дворянского достоинства. После отбытия тюремного срока Дадиани  сослали в далекую от столиц  Вятку.

                                                                                               Судьбы

Свидание Клюки фон Клюгенау с Шамилем в 1837 году. Худ. Григорий Гагарин

В 1856 году на престол взошел Александр Второй. В день коронации были прощены многие преступники, в том числе  и Дадиани. Ему вернули все чины и ордена. Дали спокойно дожить оставшиеся годы  в Москве. Человек, на чьей совести лежало 400 загубленных в Лагодехах душ, умер  в 1864 году.

Военная карьера  подполковника Кашутина, Василия Алексеевича,  простого  и  честного  солдата русской армии,    сложилась вполне предсказуемо – он стал генералом.  Четыре раны перенесло его тело, а на душе, нет сомнений, навсегда осталась незаживающая рана  лагодехского масакра, которого, согласись с ним Дадиани, можно было избежать.  Василий Алексеевич  умер, отмеченный множеством  наград и чинов, большая часть которых  были пожалованы  ему за отличия на поле боя.

Карл Францович Клюки-фон-Клюгенау стал знаменитостью.  Поднялся до  генерала,  командовал  левым флангом Кавказской линии. Был умён и убедителен в речах,  обходителен, гибок и, вместе с тем, настойчив в достижении своих целей. Дипломат. Именно его Воронцов благословил уговорами склонить Шамиля к добровольному переходу на русскую сторону. Шамиль на встречу согласился, но от перехода отказался -  вежливо и  решительно.  Есть картина кисти Гагарина, на которой изображен  момент  встречи Клюки фон Клюгенау и Шамиля.  Имя Карла Францовича увековечено в  повести Льва Толстого «Хаджи Мурат».

Четыре сотни вырезанных солдат и офицеров Эриванского карабинёрного полка  погребли в лагодехскую землю.

И – забыли.

А он  был, лагодехский масакр 1830-го года.

----------------------------------

Написано по материалам воспоминаний А. Ф. Рукевича, опубликованных после его смерти  сыном   Михаилом Рукевичем

Источник: Из воспоминаний старого эриванца (1831-1839//Исторический вестник. Историко-литературный журна. - Том CXXXVII. -  СПб. - Тип. А. Суворина. - 1914. =  c. 513-527.  

--------------------------------

От автора. Не смог  разыскать портретов Дадиани и Кашутина. Они  необходимы для иллюстрации статьи.  Буду благодарен каждому, кто сможет помочь. 

Изображения: с помощью Google и Bing

Просмотров: 4502

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: