Цира Огиашвили

Наша    шайка  состояла   из 7-8 летних толек, васек и витек, сплошь русских пацанов,  не знавших по-грузински  и слова. Мы держали под собой верхнюю часть улицы 26 комиссаров,  считали её своей и гнали всех, кто имел наглость вторгнуться  в наши владения. Весь посёлок был разделён невидимыми границами, безопасно пересекать которые можно было,  лишь уцепившись в папину, а лучше, и в мамину руку. 

Вагнера Огиашвили с  улочки Казбеги,  глядевшей окнами своих домов на старую русскую казарму, привела его мама, тётя Цира.  Тётя, которой мы кланялись за версту, приветствовали  подчёркнуто вежливо и не без доли подобострастия. Были у нас, маленьких зверьков послевоенных лет, веские на то  основания.

Такого отношения в нашей среде  удостаивались две категории взрослых: поставщики хлеба и поставщики зрелищ.  Лучшим хлебом считалось рдзис накини*, мороженое по 9 копеек из подкрашенной молоком сладкой воды. Мороженщики, дядьки в застиранных белых халатах, развозившие  по посёлку дымящиеся сухим льдом ящики, казались нам спустившимися с небес ангелами.

Тётя  Цира  распоряжалась зрелищами. Она работала кассиром в кинотеатре на улице Советской, напротив милиции, откуда по утрам воронки под плач и крики столпившихся у ворот женщин увозили в  тюрьму небритых  мужчин, которые  что-то зло и яростно выкрикивали заталкивающим их в машину милиционерам. 

Сжавшись от страха, мы прошмыгивали мимо этого жуткого места, зная, что в десятке метров  от  милиции стоит дворец волшебства - наш кинотеатр,  проникнув в который,  мы  растворимся в нездешней, фантастически чудесной жизни,  превратимся в Тарзана или будем болеть за  Саньку из «Двух капитанов" и Джима Хокинса из "Острова сокровищ".

Единственный дневной сеанс давался  по воскресеньям, в полдень. Он собирал много народа, и купить билеты   было делом непростым. 

В Лагодехи тех времён очередей не существовало. По той причине, что  его вольнолюбивые жители, - грузины, казаки, поляки, -  и представить себе  не могли,  что должны подчиняться каким-то правилам. Вокруг  маленького окошка, зарешёченного прутьями  толстой арматуры, сбивались в  бурлящий и гудящий клубок  десятки желающих попасть внутрь одноэтажного каменного мешка с деревянными скамейками и висящей на стене гигантской простынёй.

Семья Огиашвили. Родители Валико и Цира, дети  Вагнер и Цивали. Лагодехи, начало 50-х годов 20 века

Клубок жил своими, неизвестными физике законами.  Он непрестанно менял  форму: то раздувался, когда кто-то, купив билеты, пытался выбраться из него, то выстреливал подобно пробке шампанского телами потрёпанных счастливцев, то съёживался, распластываясь по стене,  в квадратном проёме которой виднелось сосредоточенное лицо тёти Циры.  У нас, пацанов, не было ни единого шанса прорваться к окошечку с билетами. Оставалось одно: скакать. Надо было, став напротив кассы,  подскакивать как можно выше, молясь, чтобы  тётя Цира, подняв голову, увидела нас.

Тётя Цира родилась и жила  грузинкой, и никакие параграфы    не смогли сломать её грузинского начала, в котором  много непонятного европейскому уму, как, например, благоговейное отношение к соседям, которых грузины ценят не меньше, а когда и больше,   родственников.  На этом чувствовании  сакральных струн грузинской души  и строился, очевидно, наш интуитивный детский расчёт, вдохновлявший нас на подпрыгивания.

Наступал момент, когда тётя Цира замечала мельтешащие в окошке головы. Тогда она приподнималась со стула, вглядывалась в толпу и, убедившись, что это знакомые  ей по убани**  ребята, приказывала толпе расступиться.

-  Аба,  Васиа, аба, Петиа, модит! ( " Ну-ка, Вася, ну-ка, Петя, подойдите "), - звала она, и наши сердца замирали от её божественного голоса. 

Тогда это было круче, чем VIP- приёмы сегодня.  Под  софитами  десятков  пар глаз   мы ленивой походкой ковбоя из "Лимонадного Джо" неспешно шли к кассе,  а  тётя Цира, - о, тётя Цира, о,  богиня! -   царским жестом, со словами "Остав сэбе на марожни!",   отмахивалась от нашего "Тётьцирдесятькопеечек" и небрежно просовывала сквозь решётку  билеты.

В один из летних   дней тётя  Цира пришла с  сыном Вагнером на нашу улицу   и попросила взять его  в нашу  компанию. " Пусть учит на русски!" - раскрыла она свой замысел и замолчала в ожидании нашего ответа. 

Ну разве могли мы отказать  тёте Цире!  Той единственной в убани, чей сад считался неприкосновенным, и с чьим именем на устах начинался каждый воскресной день. 

Мы дружно проорали " да",  смутно догадываясь, что своим согласием  станем ещё милее доброму сердцу тёти Циры. 

Пацаны слов на ветер не бросают.  Вагнер, в первые дни казавшийся  немым, уже скоро   бойко   болтал по-русски. Более того,  без усилий и  незаметно для всех, стал вожаком нашей шайки.   Вагнер был высокого роста, крепкий  и бесстрашный, быстрее всех бегал. Если и оставались у кого-то сомнения в его праве на атаманство, то он их мгновенно разрушил, показав несколько приёмов самбо.

Вагнер Огиашвили

Лютыми нашими врагами были  пацаны с Пушкинской, короткой и хорошенькой, украшенной нарядными русскими домиками улочки, упиравшейся в заповедник.  Руководил " пушкинскими" Гоги Алфаидзе, пацан нашего возраста. Задиристый, смелый драчун, он  покорил сердца русской шайки малолеток своей улицы, и те слепо подчинялись ему. Гоги был сыном известного в посёлке человека, невысокого, худощавого, сдержанного в словах дяди Раждена.  Отец Гоги работал финансовым инспектором, ходил во френче и редко повышал голос, что не свойственно кавказцам, и это вызывало у нечистых на руку граждан мифический ужас перед  этим человеком. 

Особенно  боялись  дядю Раждена наши любимые  торговцы мороженым.  Помню,  как однажды дядя Ражден  застал одного, когда тот продавал мороженое  по 20 копеек, и бедняга, пойманный с поличным, всё извинялся  и извинялся и дрожащими руками возвращал  торжествующим пацанам  мелочь.

Папин авторитет прибавлял Гоги веса, что воодушевляло его команду, и «пушкинские»,  до появления Вагнера, подчинили себе нашу улицу, свободно по ней расхаживали и не давали входу на свою. 

Вагнеру это не понравилось. Страдало его самолюбие главаря, кроме того, он был старше Гоги, а на Кавказе старших принято уважать, что подпитывало возмущение Вагнера. И Вагнер начал готовить нас к войне. Боевые навыки  мы  оттачивали в стычках  с пацанами с окраинной улочки  1 мая.

Наконец пришёл день, когда  Вагнер повёл нас на исконную землю  Гогиной шайки –  запущенный воинский плац между улицами Казбеги и Свободы,  от которого брали начало первые дома Пушкинской.  На плацу прыгали через верёвочку девчонки, одна, увидев нас, побежала на Пушкинскую и вскоре появился Гоги в соровождении десятка  пацанов. 

Быстрым шагом они зашли на плац и остановились против нас.

Глаза вожака пушкинских  светились уверенностью, походка выдавала решимость. Его команда, ставшая чуть в отдалении, презрительно поглядывала в нашу сторону и  смачно жевала  кеву***. 

Вагнер и Гоги  сблизились, и через минуту произошло то, чему не могу найти объяснения в течение шестидесяти лет. 

- Ми побийом вас!  - метая молнии, заявил Вагнеру Гоги и уставился ему в глаза.

Вагнер молчал.

- Ви чэррвиаки! Ми раздавим вас!

Вагнер оставался статуей.

- Шени дэда ватире! ("Твоя мать  зальётся слезами!"), - перешёл на грузинский Гоги.

Гоги знал, что делал. Желать горя чьей-то матери -  страшное ругательство у грузин, и уж оно-то наверняка должно было бы вывести из себя невозмутимого Вагнера.

Гоги сказал - и замолчал.

Молчал и Вагнер. Мы в недоумении уставились на нашего атамана.  

Чуть помедлив, он спокойно и отчётливо произнёс:

- Прэжде эшак залиезет на дэрево, чем ви нас побийоте!

Фраза, убойный смысл которой до сих пор остался для меня не разгаданным, произвела поразительное воздействие на Гоги.

Он изменился в лице. Сник, беспомощно завертел  головой по сторонам и вдруг, резко развернувшись, бросился бежать. Его бойцы, опережая друг друга, рванули вслед.

 -  Ваш-ша !( Ур-ра) - закричал Вагнер. - В атаку!

Улицы в то время не знали  асфальта и сплошь были усеяны речными камнями. Врага было не догнать, мы начали хватать камни и пускать их вслед бегущим. 

Кто-то из пушкинских истошно завопил, и  мы сообразили, что попали, - и в прямом,  и в переносном смысле. Сейчас прибежит чей-то папаша, выворотит одному из нас уши и визжащего отведёт к родителям, и те уже всыпят по полной.  Мы    бросились  врассыпную и окольными путями, по одному-вдвоём, возвратились в свои дома. 

На следующий день пришла к моей маме подруга с Пушкинской, тётя Настя Гнутова. «Вот заразы! - жаловалась она. - Тольке в спину кто-то камнем угодил. Хорошо, не в башку-то!»

Ни Гоги, ни его бойцы взрослым нас не выдали.

А  Вагнера  с тех пор признали в  доброй половине посёлка. И к нам, на 26 комиссаров, без особой нужды ребятня с других улиц старалась не заходить.

                                                                         --------------------------------------------

*  Рдзис накини - молочное мороженое                                                                                              

 ** Убани - район (уголок) населённого пункта 

*** Кева - жвачка из смолы местного дерева. (Кто помнит название дерева? Я забыл).

Фото: из  архива семьи Огиашвили 

Просмотров: 2688

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: