Без дочери
Автор: Петр Згонников |
Добавлено: 15.04.2015 |
|
|
Александра Згонникова, моя дочь |
Вторые сутки без дочери. Вторые... Больше двух тысяч минут, более 100 000 секунд, миллион мгновений - без дочери. Два чёрных дня и две чёрные ночи - как вечность. Будто и не жил 42 года с ежедневной мыслью, что она, дочь, у меня всегда была и всегда будет… Мы были за городом, когда она умерла.
Это тяжко. Видеть, как заливаются безумными песнями уставшие от зимы птицы, расчерчивают ломаными линиями небо жёлтые бабочки и знать, что нет более той, кого четыре десятка лет назад ты нёс попискивающим розовым коконом из родильного дома.
- У Вас было предчувствие?
- Нет, не было.
Только накануне маленькая птичка, весёлый нарядный щегол, перепутал отражение неба в окне с настоящим небом, и с лёту, так и не поняв, почему это голубая, такая родная ему стихия превратилась в камень, ударился о стекло. Он лежал трепыхающимся комочком на земле, и мы с женой, умирая от сострадания и бессилия, перенесли его с холодной земли на деревянный пол. А в это самое время, узнали мы на следующий день, в полусотне километров от нас, умирала моя дочь.
Щегол долго приходил в себя. Потом, нестойко утвердившись на подрагивающих лапках, долго раскачивался туловищем из стороны в сторону, невидяще смотрел на мир осоловевшими, пустыми глазами и не шарахался от человеческих рук, будто был не живым созданием, а пластиковой птичкой-игрушкой.
Прошло с полчаса. Щегол приободрился и взялся чистить перья. Потом неожиданно взмахнул крыльями и взлетел в сверкающее небо. А в этот день, в неустановленный час, темь забрала мою дочь. Дети вернулись с дачи с тётей домой, звонили в дверь, - и так и не услышали за ней маминых шагов.
Это очень тяжко. Чувствовать как вливается в клетки твоего тела энергия новой весны, видеть, как сверкают в воздухе первые паутинки паучьего серебра, слышать, как жадно вбирают в себя соки набухающие почки, и сознавать, что нет на свете той, что выводила фломастером на стенах детской комнаты свои бессмертные каляки-маляки.
Она больше не позвонит и не скажет «Привет, пап! Как дела?», не забежит на минутку и не поплачется на нескладности своей судьбы.
И мы с ней никогда не поссоримся, не помиримся, и никогда, прозрев от гордости, не будем запоздало признаваться друг другу во взаимной любви.
Два дня назад - нет, три, три дня назад - моя дочь ушла туда, где мои отец, мать и где моя сестра,
Где её первый муж. Последнее время он звал ее, звал упорно и настойчиво, она же, открывая моей жене, самой близкой подруге, свои страхи, тут же успокаивала её, уверяла, что не хочет и не будет там.
В вечер, - когда её уже не было, а мы ещё не знали, - к нам пришли гости, Валентин и Галина. Мне почему-то захотелось почитать им, верующим людям, её письмо - как её потянуло к Богу и как она ходила в Храм со своим сыном Тимофеем.
Никто из нас и подумать не мог, что в минуты, когда звучали написанные ею слова, она смотрела на нас с небес.
Утром, перед самым отъездом в город, позвонила Маша, младшая моя дочь, и всё, что я смог расслышать в плачущей трубке, было одно слово - «мёртвая».
Завтра я увижу ее, безмолвную и безучастную, в последний раз. Она, дочь, уйдёт в землю, а я, её отец, буду ходить по этой земле.
- Мы чувствовали, - сказал Валентин. - Вернулись домой и весь вечер молились за нее.
Мою дочь звали Саша.
Она умерла 12-го апреля, в день Христова Воскресения.
В Харькове, за окнами её квартиры, в тот день пела последняя весна её жизни.
P.S. «Она умерла в Великую Седмицу! Это – особая благодать! В это время двери иконостаса открыты, и человек попадает в рай без мытарств. Значит, она была любимицей Бога… Зураб, твой друг и брат" (Письмо из Тбилиси, 14 апреля 2015 года). Просмотров: 5264
|